— Успокойся, — мою руку он отпускать не спешил. — Я не собираюсь мстить. Да и… по меньше мере мстить следовало бы не мне. Я был глупым наглым мальчишкой, который вовремя получил по заслугам.
Томас потянул меня, заставив шагнуть к стулу.
— Садись. Пить хочешь? Или, может, попросить, чтобы чаю принесли? Ты выглядишь усталой.
— И грязной.
Не знаю, зачем я это сказала. Наверное, затем, чтобы сказать хоть что-то.
— Есть немного, — его фарфоровые зубы было не отличить от настоящих. — В горах была?
— Была.
— Кто-то…
— Изумруд. Помнишь?
Он покачал головой. Ну да, откуда ему. Местные драконов видели, но издали. И имен знать не могли. А костюм ему идет. И прическа эта. И сам он… матушка сказала бы, что вышел в люди. Вышел. Вижу.
— Мне к горам ходить запрещали.
— А ты слушал?
— В тот раз, когда ослушался, папаша вытащил ремень… он его частенько вытаскивал, порой просто, чтоб мы не забывали, кто в доме хозяин. Но в тот раз… я неделю пластом лежал.
— Мне жаль.
— Пустое, — Томас отмахнулся.
И подвинул бутылку с водой. А я поняла, что дико хочу пить. У меня имелась своя фляга — глупо ходить в горы, не взяв с собой воды, но теперь захотелось именно этой, чистой, из стекла. Она вкусная, наверное. Вкуснее любой другой.
— Пей…
— Чтобы ты не думала всякого… тогда я на тебя злился. Ты и зубы выбила, и по лицу прошлась, — он повернулся боком, и я разглядела тонкую паутину шрамов. Со временем они стали почти незаметны, но не исчезли. — А отец еще добавил. За то, что позорю его… с девчонкой не справился. Не справились. Потом, как узнал, что у меня нож был, так снова добавил. И к дядьке сослал. А дядька у меня из полиции. Он… в общем, выяснил подробности и сказал, что нам повезло, что если бы мы сделали то, что собирались, то сели бы. Он попросил своего приятеля, который в тюремной охране работал, устроить экскурсию. Знаешь… помогло.
Он открыл эту треклятую бутылку.
И подал.
Холодную. С капельками влаги. Такую, что… я взяла.
— Лицо мне подзашили. С зубами, конечно, сложнее. Оказалось, их нельзя делать, пока челюсть не вырастет. Так что злился я долго. Я решил стать копом, чтобы тебя посадить.
— И… как?
Вода к огорчению моему оказалась обыкновенной, разве что чуть пахла лимоном, но запах этот скорее раздражал.
— Как видишь, — он развел руками. — Сперва и вправду в копы пошел. Пару лет патрулировал, потом взяли в отдел по борьбе с мелкими правонарушениями. Там… не повезло наткнуться на один груз.
Я едва не подавилась водой.
…сказать?
Нет, я не настолько наивна, чтобы давать повод.
— И так уж вышло, что перевели, стал заниматься наркотиками, а потом уже и в Бюро предложили.
— И отказываться ты не стал?
Совпадение?
Почему именно он? Из всех треклятых федералов, которые есть в Тампеске, почему именно он?
— Сама видишь. И да, теперь я понимаю, что обязан тебе всем. Не будь того… случая, кем бы я стал?
— Не знаю.
— И я не знаю. И знать не хочу. Я просто рад, что у тебя тоже все хорошо. Хорошо ведь?
Я рассеянно пожала плечами. Наверное, неплохо.
…разве что деньги.
…и дурь, от которой я не избавилась.
Вихо.
Билли? Молчу. Пью воду.
— Какие они, драконы?
Странный вопрос. И разве уместный? А с матушкой он о чем говорил? Матушка драконов ненавидит, полагая, что именно они меня испортили.
— Разные… как люди.
— А… покажешь?
— Драконов?
— Хотя бы издали. У меня бинокль есть.
— Покажу.
Почему бы и нет? И бинокль ему не пригодится. А драконы… они, конечно, чужаков не любят, но если попросить, потерпят.
— Ты за этим приехал? — я допила воду и бутылку отставила. А он покачал головой.
— Тебе ведь сказали? Он никогда не умел молчать.
— Вихо нашли?
— Нашли тело. Полукровка. Рост и возраст совпадают, но это еще ведь ничего не значит?
Конечно, не значит, кроме того, что Вихо года три как мертв и даже похоронен. Но вместо ответа я вновь пожала плечами. Он ведь и сам все знает, поэтому и молчит, и смотрит, ожидая… чего?
Слез?
Уверений, что они ошиблись?
Или гнева? Не знаю. Я стиснула кулаки.
— И вы хотите, чтобы я… опознала?
— Боюсь, опознавать там нечего. Но есть возможность сличить по крови. Если ты дашь согласие, то мы будем знать точно.
— А матушка?
— Отказала.
Я нахмурилась. Это совсем на нее не похоже.
— Сказала, что не желает беспокоить дух сына. И что кровь священна по вере ее предков.
Надо же, она про веру предков вспомнила.
С какой стати?
— Возможно, она просто не желает лишиться надежды…
Какой надежды? Ее давно уже не осталось. Кажется, на третий день поисков. Или на четвертый? Потому что чудеса, если и случались, то не на нашей пустыне.
— Так ты дашь согласие?
— Дам. И согласие. И кровь. Тебе?
Томас слегка наклонил голову.
— Здесь?
— Если не возражаешь. Я сегодня отошлю образцы. Ответ дадут через пару дней.
Я не возражала.
Он же, нагнувшись, вытащил из-под стола плоскую коробку, перевязанную широкой лентой. На ленте переливалась печать.
Томас развернул коробку ко мне.
— Убедись, что печать цела.
Я кивнула.
Силы во мне не было, ни той, которая позволяет айоха слышать мир, ни другой, присущей белым людям. Правда, как теперь я знала, далеко не всем. Одаренные встречались куда реже, чем гласили легенды.
— Шприц стерилен, — Томас надел тонкие латексные перчатки, которые на громадные его ладони налезли не без труда. — Как и игла. Мне сказали, что этого достаточно, но если ты не доверяешь, мы можем перейти к… здесь же еще остался какой-никакой врач?
— Ник. Эшби.
— Эшби… — протянул он с непонятным выражением. — Пошел, стало быть, по стопам отца?
— Пошел.
— В детстве я ненавидел его. И его черную сумку со шприцами. Знаешь, такие старые, огромные с толстенными иглами…
Я стянула куртку и расстегнула манжету рубашки.
