Сказали.
Миссис Ульбрехт, сняв очочки и ненадолго превратившись на обманчиво некрасивую женщину средних лет, этакую школьную учительницу, произнесла:
— Есть совпадение. Частичное.
— Это как? — в лаборатории Лука честно старался держать руки, прижатыми к телу. И не поворачиваться лишний раз. Вроде ж и далеко от столов со всяким-разным, а все одно, чуть расслабишься и тотчас то пробирку смахнешь ненароком, то проводок какой дюже важный вытащишь.
— Это так. Совпадение частичное.
Миссис Ульбрехт не издевалась.
Она подошла к магнитной доске, на которую прилепила белый лист.
— Обратите внимание. Каждый человек по сути своей индивидуален, однако в то же время сохраняется естественная связь с его родителями. И логично предположить, что эта связь имеет не только метафизическое, но и физическое воплощение. Оно, как это несомненно доказано экспериментами Марты Чейз, выражается в структуре дезоксирибонуклеиновой кислоты.
Лука не любил чувствовать себя идиотом.
Вот прямо кулаки начинали чесаться.
— Структура ее в полной мере пока не ясна, однако, думаю, это вопрос времени. Я читала статьи Уилкинса и Франклин, нахожу их гипотезу забавной… но мы не о том.
Рядом с первым листом появился второй.
— Возможно, когда-нибудь наука сможет в полной мере не просто установить личность, сличив с образцом, но и воссоздать эту личность. Или хотя бы получить всю возможную информацию о ее жизни, ведь все, с нами происходящее, так или иначе на нас отражается…
— А если попроще? — каблуки Милдред цокали по полу как-то особенно громко. — Что это?
А красный лак на ногтях поблескивал. И появилась в ее жестах такая, крайне неприятного свойства властность.
— Попроще… к сожалению, я могу лишь сличить два образца по энергетическим маркерам Долина-Круглова, и на основании сходства выявить степень родства. Установлено, что полным сходством обладают люди идентичные, скажем, однояйцевые близцнецы. Совпадение маркеров на половину свойственно людям, связанным узами кровного родства. Матери и ее ребенка. Или отца и его ребенка. Этот метод и разрабатывался большей частью для установления отцовства. Совпадение от пятидесяти до семидесяти процентов указывает на то, что два объекта являются близкими родственниками, к примеру братьями. Или сестрами. В нашем случае, взгляните…
Это походило на длинную линию, на которую посадили две дюжины коротких разноцветных палочек.
— Совпадение менее пятидесяти процентов.
— То есть, они не родственники?
— Родственники, — миссис Ульбрехт покачала головой. — Все сличения случайных объектов, а в Империи, поверьте, исследования проводились весьма и весьма дотошные, так вот, они показывали уровень сходства, не превышающий десять-пятнадцать процентов. Выше — это уже явное родство, пусть и отдаленное.
— То есть, они родственники, но не брат и сестра?
— Родственники. И полагаю, что являются друг другу братом. И сестрой, — она поморщилась, ибо фраза вышла некрасивой. — Но имеют лишь одного общего родителя.
И что это давало?
Лука пока не знал, но кивнул. И сняв листики, прижал к груди. В лаборатории еще один нарисуют, а ему пригодится.
Ему с людьми разговаривать.
А люди листикам верят.
Глава 14
Мисс Уильямс мало изменилась.
Худощавая. Бледная. Хрупкая. Словно высушенный цветок, слишком изящный и явно ломкий, не выносящий грубых прикосновений. Тронешь такой и рассыплется. Правда, впечатление было обманчивым.
— Рад видеть вас, — Томас изобразил поклон.
И торт протянул.
Торт был из кондитерской миссис Клопельски, единственной в городе, где вообще делали торты. За цветами и вправду пришлось ехать на ближайшее поле. И Томас чувствовал себя полным идиотом, выдирая из земли несчастные ромашки с лютиками. То есть, он даже не был уверен, что это и вправду ромашки. Но букет получился пышным и каким-то растрепанным, что ли.
— Все-таки я тебя недооценила, — мисс Уильямс букет приняла.
Для него отыскалась пузатая ваза темного стекла.
В комнатах ее пахло оружейной смазкой и порохом. Запахи эти мешались с другими — бумаги, пыли и чернил. Книг, что стояли на полках и под полками, они заняли и подоконник, перебрались под кровать, выглядывая из-под цветастого покрывала. Если Эшби и вправду был ее любовником, отчего не купил нормальный дом? Эта квартирка, устроенная при школе, скорее напоминала нору. Одна комната.
Крохотная кухонька, куда едва-едва вместились холодильный шкаф и плита.
Ванна, где не развернуться.
— И о чем ты пришел поговорить? — она убрала книги со столика. Сдвинула стопку тетрадей, проверкой которых занималась. Переставила чернильницу и подставку с самописными ручками. Откуда-то появилась скатерть, расшитая аляповатыми розами.
И чашки.
Чайник Томас поставил сам.
— Может, просто зашел…
— Может, — согласилась мисс Уильямс. — Но позволю себе усомниться. Мы никогда особо друг другу не нравились. Хотя, конечно, хороший учитель не имеет права недолюбливать учеников. Или заводить любимцев. Я плохой учитель.
— Может, просто я был не самым лучшим учеником?
И мебель самая простая. Такая здесь в каждом доме. И почему Томас вглядывается в эту квартирку. Неужели и вправду пытается отыскать следы скрытого богатства?
Все ее богатство — эти вот книги, которые скоро не оставят места самой мисс Уильямс.
— Хороший учитель сумел бы найти подход. Мне же хотелось взять розги и отодрать тебя, Томас Хендриксон, как следует. С другой стороны, твой отец прекрасно с этим справлялся, но не помогало.
Это да, справлялся. Спина по сей день помнила.
— Одно время мне казалось, что, возможно, ты не так и плох, и дело в твоем брате. Но после смерти Альберта ты изменился в худшую сторону.
— Мне жаль.
Что ему еще оставалось?
— Мне тоже. Но все-таки зачем ты вернулся?
— Вихо нашли. То есть, есть предположение, что именно его. Я приехал за кровью… не вашей. А к вам поговорить.
Легкий кивок.
И повелительный жест, от которого под сердцем все замирает.
— Его убили?
— С чего вы…
— Вряд ли бюро заинтересовалось бы несчастным случаем. Не морщись, в этом городе сложно что-то скрыть. Все знают, что хулиган Томас Хендриксон теперь большая шишка. И всякого, кто вздумает вспоминать былые обиды, сгноит за решеткой.
Она взяла аккуратный, будто игрушечный, заварник, сыпанула в него смесь чая и трав.
