— Ты уже, верно, забыл, что в местах подобных сложно что-то скрыть. И утром Уна заглядывала. Предупредила, что ты зайдешь.
Логично.
Томас и вправду забыл.
— Будь добр, сходи за водой. И постарайся не лгать. Не люблю лжецов.
— Почему вы с Эшби не поженились?
— Что?
Томас принес чайник, обмотав рукоять стареньким полотенцем.
— Вы же сами сказали, что в городе нашем ничего не скроешь. Все уверены, что у вас был роман. И я склонен согласиться. Был ведь? Я помню. Он заглядывал в школу, и вы исчезали. Ненадолго, нет. Вы слишком ответственная, чтобы позволить какой-то там любви сорвать урок. Но мне интересно, почему вы не поженились?
Кипяток полился в заварник, поднимая и кружа травяную взвесь. Резко запахло мятой, но запах исчез столь же быстро, как и появился.
— Не кажется ли тебе, что это не твоего ума дело?
— Думаю, скоро здесь появятся другие. Те, кого вы не учили. И кому глубоко плевать на местные авторитеты. И копать они будут по-настоящему. Вы ведь слышали про Чучельника?
Мисс Уильямс отвернулась.
И губу закусила.
Потому ли, что слышала? Помнит? Или потому, что слышала больше, чем другие?
— Он вернулся. Вернее, оказалось, что он никуда не уходил. Просто перестал демонстрировать свои… работы людям.
— Работы, стало быть… — ее взгляд устремился куда-то под потолок. — Вы думаете, Станислав… нет, глупость какая. Он давно уже мертв. Тогда Ник? Еще большая глупость. Ник никогда и никого… он не способен причинить вред человеку. Это все старые ваши обиды и…
Мисс Уильямс замолчала. Потом велела:
— Чайник верни на место, будь добр. И садись. Если ты прав, то Ник действительно самый вероятный кандидат. И я сделаю все, чтобы защитить его. Нет, мы не были любовниками. Возможно, я бы не отказалась. Да, даже от незаконной связи не отказалась бы. Мне нравился Станислав. Безумно нравился. Но… у нас состоялся когда-то разговор. Не самый простой…
Пальцы у нее полупрозрачные.
И морщинистые.
И она не так, чтобы совсем стара. Сколько ей лет? Вряд ли больше пятидесяти. Но она не красит волосы, пусть и седина заметна. Не использует пудру, чтобы спрятать тонкую вязь морщин.
И ногти стрижет коротко.
— Станислав был уверен, что род его проклят. Да, та самая легенда, точнее множество, как я понимаю, большей частью рожденных больным воображением местных. Но и у Эшби было предание.
Она разрезала торт, действуя четко и аккуратно. И подумалось, что также аккуратно она и тело разделывала бы. Ей ведь приходилось и шкуры снимать, и потрошить.
— Станислав верил в него. Я пыталась переубедить, доказать, что не боюсь проклятья, что вовсе не верю в его существование. Наукой ведь доказано, что родовые проклятья не способны передаваться дальше, чем на три поколения, затем кровь становится слишком иной, чтобы проклятье зацепилось. Я выписывала журналы. Статьи. Но Станислав был убежден.
Мисс Уильямс могла бы уехать?
Пожалуй.
Что ей до городка, в котором ее, безусловно, уважали, но при том полагали слегка ненормальной, ибо нормальная женщина прежде всего личную жизнь устраивает, а уж после занимается всякими глупостями, вроде школ.
— И что за проклятье?
— Предок Станислава был магом. И аристократом. Потомок древнего рода, который что-то там не поделил с королем и вынужден был покинуть Старый свет в поисках дома. Чем ему глянулось побережье, не скажу. Этого и Станислав не знал. Может, дело в драконах, может, в энергетических полях. Что-то я такое читала, что маги предпочитали селиться там, где есть стабильные энергетические поля. Сейчас-то здесь мало что уцелела, но лет триста тому, полагаю, все было несколько иначе.
Она подвинула тарелку с тортом.
Есть не хотелось, но и обижать хозяйку дома тоже.
— Знаете, мне прежде не доводилось встречаться с аристократами. Признаться, я полагала все эти титулы ерундой, люди ведь по сути своей одинаковы. Да. Одинаковы. Но некоторые отличаются. Станислав отличался. Для него все эти истории из прошлого прошлым не являлись. Напротив, он воспринимал их настолько серьезно, насколько это вообще возможно. Он показывал мне вещи предков. Портреты. Гордон Эшби привез не только состояние, но и целую портретную галерею. Он заложил дом и, говорят, приручил драконов. Настолько, что те поднимали его в воздух.
Мисс Уильямс отвернулась к окну, должно быть, чтобы гость не увидел, как подозрительно заблестели ее глаза.
— И убил дракона?
— Что? А… нет, эта сказка с похороненным заживо драконом — лишь сказка. Вы вообще видели драконов?
— Видел, — честно сказал Томас.
— Тогда вы представляете, насколько сложно похоронить такую тушу заживо. Сугубо физически. Дело не в драконах. Некогда эти земли принадлежали айоха. И чужаков они не жаловали. Знаете, что айоха в переводе означает «хранящий землю»?
— Нет.
— Вы ведь не бывали в резервации?
— Нет.
— Попросите Уну.
— А она…
— Ее примут. Вас не пустят. Во многом благодаря, так сказать, первому Эшби, — мисс Уильямс наполнила чашки. — Когда он появился здесь, айоха приняли его. Как равного. Хотя, подозреваю, для аристократа это было несколько… оскорбительно. Но Эшби оказался в достаточной мере умен, чтобы не демонстрировать нрав. Напротив, он сумел расположить к себе вождей и шаманов, став своим в племени. И даже взял в жены дочь Пылающего камня…
А ведь и вправду айоха белых не жаловали, настолько, что немногим было позволено подниматься в каменную долину.
Томасу случалось бывать и в других городах, и в других резервациях, которые ныне именовались землями с альтернативной системой управления.
Вожди.
И шаманы.
Фестивали, на которые съезжались многие в надежде прикоснуться к чужой памяти. Танцы на огне. Разрисованные перья по три бакса за штуку. Амулеты на счастье.
Трубки мира.
Айоха никогда не устраивали ничего подобного, они держались в стороне от белых, а те будто опасались лишний раз беспокоить соседей.
— Она принесла мужу не только земли, на которых ныне стоит поместье, но и драконьи камни.
— То есть?
— Огненные опалы. Идеальные накопители. В штатах сейчас известно три месторождения. По легенде четвертое и весьма богатое как раз находится в горах, на землях айоха. Я знаю, что имели место попытки изменить тот, давний договор, предоставить племени другие территории, в разы обширней и богаче. Но всякий раз вожди отвечали отказом. Геологов выставляли. Да и не только их. Они в целом к белым людям относятся с немалым подозрением. В начале века правительство все же решилось на насильственное отселение под предлогом эпидемии кори, но ни к чему хорошему это не привело. Случилось пара землетрясений. Затем оползень, едва не накрывший город. Поднялись воны. Все побережье штормило. Люди начали волноваться. А вот опалы обнаружить не удалось. Айоха позволено было вернуться. И территорию даже расширили. В качестве своего рода извинения, да… но это уже почти настоящее. В прошлом же айоха вполне себе открыто добывали опалы.
