— Всем ли?
— Уже не знаю. Тогда мне казалось, что я все делаю правильно. Ты полукровка. И не слишком красива по меркам белых людей. И тебе придется постараться, доказывая, что ты достойна хорошего дома. А стало быть, важно воспитание. Хорошие манеры. Умение держать себя. Вести дом.
— Прислуживать?
— Если понадобиться.
Я кивнула.
В этом вся мать и… и теперь я не то, чтобы не осуждаю ее. Скорее начинаю понимать.
— Меня злило твое упрямство. И это нежелание слушать меня. И…
— Я сама?
— Я видела других девочек. Тихих. Скромных. Разумных.
Как Зои Фильчер.
— А я была не тихой, не скромной…
— Не разумной, — поправила матушка. Она покачала головой, глядя, как я размазываю по тарелкам пену. Сама матушка воду пускала тонкой струйкой, да и то лишь затем, чтобы смочить тарелки.
После их следовало хорошенько вымыть.
Сполоснуть.
Вытереть досуха. Поставить в шкаф, выставив по размеру.
— Тебе никогда не хватало гибкости. И действовала ты так, как надлежит мужчине. Эти постоянные споры с соседями. Драки… зачем ты расцарапала Зои лицо?
— А зачем она обозвала меня дрянью?
Точнее, выразилась Зои куда как интересней, оказалось, что и леди известно много разных слов. Я вспылила…
— Дорогая, что мешало обозвать ее тоже?
Может, отсутствие фантазии? Впрочем, я стряхнула тарелку и сунула ее в шкаф.
— Или не обозвать, но сделать так, чтобы некоторые… скажем так, особенности ее характера стали известны широкой публике? Ударить, конечно, проще, но в этом случае жертвой стала Зои.
Слово царапнуло.
Жертва?
Несомненно… бледная полупрозрачная кожа. Худоба. И взгляд, преисполненный ненависти, будто это я виновата в том, что с ней случилось.
— Неудачный пример, — согласилась матушка. — Но так ведь во всем, что бы ты ни делала, ты проявляла одновременно упрямство и редкостную узколобость.
— Спасибо.
— Не за что. В этом есть и моя вина. Мне бы следовало объяснить тебе, что мир… все еще принадлежит мужчинам.
— Повторяешься.
— И буду повторяться.
Я вытерла ладони о штаны. Вот… к чему этот разговор? Откровения? Впрочем, теперь я точно знаю, почему матушка не дала свою кровь. Хотя, конечно, глупо. Она родила Вихо или нет, дело третье. Главное, что Вихо считал ее матерью.
— Уна… — она закусила губу и уперла пальцы в подбородок. — Тебе стоит уехать.
— С чего бы?
— Чучельник вернулся.
— И черт с ним…
— Начнется расследование…
Это я уже поняла. И маленькая семейная тайна, может статься, перестанет быть тайной. Что изменится? Да сколь я знаю, ровным счетом ничего.
— В городе… уже неспокойно. Знаешь Мередит Ингби?
— Злоязыкая старуха.
— Именно, но у нее огромное количество родственников. Есть те, кто работают в полиции. И вот, там уверены, что все это время Чучельник продолжал убивать. Счет идет на сотни, если не на тысячи… хотя тут, полагаю, она несколько преувеличивает.
Сказано это было без особой уверенности.
— Она всегда преувеличивает.
Вот не понимаю, каким боком я. Мередит Ингби обожала сплетни, причем настолько, что не отказывала себе в удовольствии их выдумывать.
— Но пошел слух, что это из-за Эшби.
— Ника?!
— Миссис Фильчер уверена, что именно он и есть Чучельник.
— Ник?
Ненормальная женщина. Вот она и вправду думает, что ей станет легче, если Ника посадят? Зои поправится? Или… скорее она получит опеку и над Зои, и над состоянием Эшби.
— Конечно, это лишь домыслы, и правды в них немного. Ей сочувствуют, хотя некоторые и полагают, что она слишком уж увлеклась. И что если она и вправду так ненавидит Ника, ей следует уехать.
— Я ей тоже так сказала.
— Когда?
— Вчера… а что?
— Ничего. Держись от нее подальше, — матушка произнесла это своим особым голосом. Но мне уже не девять. И даже не одиннадцать. Я привыкла жить одна. А еще мне лень спорить, и поэтому я лишь плечами пожимаю.
— Уна… пожалуйста, — а вот это что-то новенькое. И за руку меня взяла, сжала легонько. — Я понимаю, что ты привыкла считать меня злом, но она опасна. Я чувствую. Она так давно себя убеждала, что во всех ее бедах виновен Эшби. Она ненавидит не только его, но и всех, кто с ним связан. А вы с Ником…
— У меня нет желания пить с ней чай. И вообще…
Руку отпустили.
Мы с Ником друзья и не более.
— Я боюсь, что ее выдумки могут счесть… стоящими внимания. Газеты только-только заговорили о Чучельнике, но… это весьма благодатная тема, — матушка присела на край стула. — В том числе для всякого рода манипуляций. А Эшби — фигура видная. И неоднозначная… в плане того, что ему принадлежат земли на Драконьем берегу. И не только земли. В позапрошлом году Деверик выдвинул предложение расширить город. Если строиться на Север, то можно выйти за границу заповедника и не нарушить закон. Да и ходили упорные слухи, что и заповедник вполне может потерять свой статус. Драконы больше не находятся на грани исчезновения, более того их поголовье выросло настолько, что они начали мешать.
А вот теперь я матушку слушала весьма и весьма внимательно.
— И само собой, и церковный комитет, и мэрия были бы не против. Туристы — это деньги, которых нам не хватает. Да, Эшби многое делают для города, но лишь то, что полагают нужным.
Ник, подозреваю, не обрадовался.
Туристы — это, конечно, деньги. А еще люди, которым эти деньги принадлежат. Шумные, бестолковые, любящие выпивку и хороший отдых. Они заполоняют окрестные городки, а когда уходят, то оставляют после себя горы мусора и грязь. Они вездесущи.
Наглы.
И не способны соблюдать элементарные правила.
Да, Ник точно не обрадовался.
— Он наложил вето. Воспользовался старым правом. И договором, который заключил его предок с основателями города. Я подробностей не знаю, но многие дамы были разочарованы. Оказывается, что эта ситуация возникает не впервые. И люди надеялись, что после смерти отца Ник пойдет на уступки. Он казался куда более современным, нежели Станислав… впрочем, выбора у него особого нет.
— Почему?
— Сам Эшби связан договором и обязательствами. Эти земли уступили ему не просто так. Главное, что очень многие будут рады, если Ник окажется Чучельником. Более того, подозреваю, что кое-кто не удержится от искушения… помочь раскрыть это дело.
