— Отключите ваш артефакт, — попросила Милдред и потерла виски. — Надеюсь, он легальный?
Лука подобрался.
— Простите?
— Я понимаю, что вам нужно успокоить посетителей, расположить их к себе… что это? «Песнь Сирина»?
Хьюго Далтон покраснел.
Стало быть, угадала.
— Его часто используют, — это уже было сказано для Луки. — Даже некоторые торговые центры заказывают. Он просто снимает излишнюю тревожность, а спокойные люди готовы тратить больше.
— Или говорить о своих проблемах, — согласился Хьюго, вытащив характерного вида ларец. — И лицензия имеется. Более того, я предупреждаю своих клиентов перед подписанием контракта. Я знаю закон.
Он откинул крышку и повернул рычажок.
— Дорогая игрушка, — заметил Лука, вновь нахмурившись.
Дорогая.
Но весьма действенная и разрабатывалась для госпиталей с больницами.
Разными больницами.
Правда, там стоят куда более мощные, но и этот был неслабым.
— Окупается, — Хьюго Далтон стянул пиджак и кинул его на спинку стула. — Извините… тут душновато, а миссис Циммергер очень любит духи.
Это да.
Цветочный запах держался, заставляя морщиться.
— Куда Вихо вновь влип? — он ослабил узел галстука.
— Его убили.
— Закономерно.
— Расскажете? — Милдред потерла виски. Определенно переборщила, но… как ни странно, даже краткое воздействие артефакта принесло ей облегчение.
И немалое.
— Так… особо и нечего. Я держался в стороне от его дел. И другим советовал. Если что-то всплыло…
…а могло всплыть. Вон, пальцы слегка дрогнули, а на пухлых щеках появился румянец.
— Нас интересует личность Вихо. То, каким он был человеком. Что бы ни было в прошлом, мы не собираемся предавать это огласке, — Милдред говорила мягко, не вплетая в слова силу, но все равно замутило.
И слабость нахлынула сразу и вдруг.
И она поняла, что сама просто-напросто не встанет с этого вот кресла.
— Да… конечно… но я? Мы никогда-то не были приятелями…
— А кто был?
— Так… странно, но… никто, пожалуй. Нет, вы не подумайте, Вихо был компанейским парнем, но… как-то не сошелся он ни с кем… амбиции… и все такое… чаю хотите?
— Хочу, — Милдред вцепилась в подлокотники, пытаясь успокоить дрожь в пальцах. — С сахаром. Много сахара, если можно.
— Конечно… Вихо… мы познакомились с ним в первый же день… то есть, нас поселили в одну комнату…
…повезло.
Они искали хоть кого-то из того выпуска, кто основался бы в Нью-Йорке, и вот, выходит повезло больше, чем рассчитывали.
— Но прожили вместе недолго… с год… я попросил сменить соседа… и так получилось, что мне пошли навстречу.
— Почему?
— Может, потому, что мой отец тоже учился здесь?
— Нет, почему вы попросили сменить соседа, — Лука встал словно бы рядом, но в то же время загораживая от Марион этого пухлого человечка. Или Марион от него? — Из-за того, что он был полукровкой?
— Что?! — возмущение было почти искренним. — Нет… конечно, нет… полукровкой он был… а еще — редкостным придурком, решившим, что ему можно все. Что… если он поступил, то теперь…
Он отер лицо ладонью.
Махнул.
И как-то обреченно плюхнулся в кресло, откуда рявкнул:
— Долго я еще чай ждать буду?!
Принесли почти сразу. И девица, проплывая мимо Милдред, одарила ее ненавидящим взглядом. Пускай…
…три ложки сахара.
Или четыре?
Лучше пять. Сладкое хорошо восстанавливает силы, и вчера стоило бы прикупить шоколадный торт. Сегодня… точно. Милдред купит торт. Наберет ванну, заберется в нее и будет лежать, пока вода совсем не остынет. А потом, выбравшись, съест этот треклятый торт, закусит снотворным и даст себе отдых.
— Понимаете… я отличался некоторой… застенчивостью. Мой отец был юристом… и дед, и прадед… я с малых лет знал, что меня ждет. И это не пугало. Напротив. Отец брал меня на встречи с клиентами. Знакомил… знакомства порой решают многое. Я присутствовал на судах. В двенадцать мне позволяли составлять ходатайства. Да… отец их проверял, естественно… чуть позже и проверять перестал. По вечерам мы разбирали интересные дела, а «Вестник юриспруденции» был моим любимым журналом… и остался… да… может, конечно, я не так и известен, но вполне успешен. Сейчас. А тогда… я не сомневался, что буду лучшим на курсе, но вдруг оказалось, что есть и другие. И у них тоже родители и деды, и прадеды. И еще другие родственники… и связи, да… а кроме связей — амбиции. И сила…
Он размешивал сахар.
Медленно. Сосредоточенно. По часовой стрелке.
— И еще внешность. Харизма… я вдруг понял, что… никто не собирается мною восхищаться. Отец… он в меня верил. А мама и бабушка просто любили. Кормили… слишком уж кормили. Погодите…
Ложечка коснулась края чашки с тихим звоном.
А на столе появился снимок.
— Вот, — этот снимок Хьюго протянул Луке. — Это я… в студенческую пору… как видите, я был довольно тучным.
Это еще мягко сказано.
Он был толстым.
И костюм не способен был скрыть этой полноты. Подушки плеч. Несколько подбородков, башней поднимавшихся по-над воротничком. Круглые слегка обвисающие щеки. И заплывшие глаза, которые почти не видны. Длинные волосы на пробор кажутся редкими и грязными.
— Стоит ли говорить, что я пришелся… не совсем ко двору… я… понимаете, я не осознавал этой проблемы! Точнее вес никогда не был проблемой! Моя матушка… и бабушка… они хорошо готовили. Отец… он тоже всегда был крупным мужчиной. И никто бы не обозвал его толстым. В нашем городе его уважали… и меня тоже… я даже консультации давал еще до поступления, — голос его сорвался, кажется, несмотря на прошедшие годы тема была болезненной. — Мама… она считала, что мужчины должно быть много… и внешность ничего не значит, главное душа, а на деле…
— Значит, — произнес Лука.
И Хьюго кивнул.
Вздохнул. И взялся за ложечку.
— Мне быстро объяснили, кто я есть. Забавный уродец, который должен писать домашнюю работу за других, более успешных, и радоваться, если день прошел спокойно.
— Над вами издевались?
— Сперва это были шутки… просто шутки… потом появились прозвища… потом… становилось все хуже… я… я не понимал… я ведь был просто домашним ребенком… я и в школу-то не ходил. Зачем? У моих родителей были деньги, чтобы оплатить домашнее обучение, а экзамены я сдал на отлично… да… мне казалось, что если я буду терпеть, они отстанут. Но не отстали.
