Хьюго встрепенулся и вылез из-за стола. Передвигался он бочком, осторожно, будто опасаясь поломать довольно массивную с виду мебель.
— Когда я переехал в Нью-Йорк, мы встретились. Точнее он нашел меня. Явился… не в этот офис, сами понимаете, молодой специалист такого себе позволить не может. Не важно… он появился. Весь из себя… такой… вот яркий, да… весь из себя. Вот. И предложил дело… сказал, что по старой памяти… на доверии… что я могу подняться высоко, выше отца, если рискну.
— А вы?
— Сказал, что однажды я ему уже поверил. И больше ни о каком доверии и речи быть не может. Он ушел. И больше мы не виделись.
Глава 20
Покойник был засранцем. И закрадывалась мысль, гадостная такая, неправильная мысль, что нарвался он вполне себе заслуженно. Лука эту мысль гнал, потому как не его работа — судить.
Ему и так есть, чем заняться.
Подхватить под локоток Милдред, которая шла медленно, сосредоточенно, будто услышала что-то до крайности важное и теперь обдумывала это изо всех сил. Вон, и губы шевелились. А выражение лица упрямое-преупрямое.
От запаха ее духов кружилась голова.
И вообще…
— Ты ела? — получилось, пожалуй, чересчур уж мрачно. Но Милдред только головой покачала и сказала:
— Торт хочу. Шоколадный.
— Сначала мясо.
Она улыбнулась.
— Ты говоришь, как моя тетя. Правда, она в нас кашу впихивала. С тыквой.
— Тыква полезная.
— Никто не спорит. Но шоколадный торт вкуснее.
Милдред сама села на пассажирское место, предоставив Луке право вести свою крохотную алую машинку. Вот же ж… не было печали. Да он в нее и втискивается-то с трудом. А если чего поломает ненароком?
Он покосился на напарницу, которая сидела, закрыв глаза.
Может, еще и не поломает.
И не разобьет.
Наверное.
— Похоже, парень был на редкость неприятным человеком, — она заговорила, когда Лука выбрался со стоянки. С него семь потов сошло, прежде чем протиснулся между двумя древними авто, которые поставили так, словно нарочно желали выезд заблокировать.
А еще руль этот мелкий, кукольный будто.
И все непривычное, незнакомое. Бесит.
— Ага…
— Но не без способностей. Не будь у него совсем способностей, его и со стипендией не взяли бы. Да и потом сумели бы избавиться. Если б захотели. И странно, почему не захотели… очень странно.
Лука покосился.
Она сидела, закрыв глаза, и будто маска сползла с ее лица. Устала? Вчера вон выложилась, допрашивая. Надо будет домой отправить.
Только накормить для начала.
Что там она просила? Торт? Будет ей торт. Только сперва и вправду мяса хороший ломоть. Лука даже знал, куда ее отвезти, правда, имелись смутные сомнения. Такой роскошной женщине не место в забегаловке тетушки Ди, но… мясо там отличное.
И торты дают.
Лука знает. Он тоже торты любит, хотя о слабости этой своей предпочитает помалкивать, потому как несуразно мужчине его возраста и положения любить торты. То ли дело виски односолодовый или еще какие правильные вещи.
— Смотри, во-первых, та история должна была наделать шума. Университеты, как правило, предпочитают не обращать внимания на студенческие дела, пока студенты держатся в определенных рамках. Но парень вышел за рамки.
— Ага.
— Однако ему позволили остаться… почему?
— Скандал был не нужен?
— Не нужен, — согласилась Милдред и все-таки открыла глаза. Лука застыл, уставившись на дорогу. Сиденье было тесным, сама машина слишком уж юркой. — Но какой скандал? Парень-полукровка. Высоких покровителей нет.
— Или мы о них не знаем?
— Или мы о них не знаем, — охотно повторила Милдред. — Достаточно было аннулировать стипендию за поведение, порочащее… в общем, формулировку подобрать не сложно. И жалобу, думаю, Хьюго написал бы, если б слегка надавили.
Это точно.
Был в универе один такой, навроде Хьюго. Нет, может, толстяк и получше будет, чем Чак Пакстон, который отличался болезненной худобой и болезненным же любопытством. Вечно лез, куда не надо, а потом стучал… и жалобы строчил одна за другой.
— Ладно, допустим, он покаялся. Ему пошли на встречу. Но… дальше? Та история с конкурентом. Да одних подозрений хватило бы, чтобы выставить, но парня все равно оставляют. И после скандала с этой… мисс…
— Я записал.
— Спасибо.
Она потрогала ресницы и поморщилась.
— Сыплется, собака…
— Кто?
— Тушь. И глаза чешутся.
— Не красься.
— Страшной буду, — это прозвучало почти обреченно.
— Не будешь.
— Это ты меня просто ненакрашенной не видел, — она с трудом подавила зевок. — Так вот, подобные истории крепко вредят репутации университета. И даже если парень кругом не виноват, если там была большая и чистая любовь, от него все равно избавились бы, просто, чтобы не получить еще проблем.
— Пригрозил, что расскажет?
— Кому? — она потерла пальцы, измазанные черной краской и сдула остатки ее. — Вот смотри, кому и вправду он мог рассказать? Прессе? Да, там обрадовались бы. Такие истории читателям нравятся, отклик имеют всегда. Но… преподаватель уволен. Студент отчислен. И даже благовидный предлог нашли бы…
Пальцы Милдред вытерла платочком.
— Допустим, и вправду в очередной раз скандал давили. Но его могли бы перевести! Не важно, куда, главное, что подальше. Ты бы оставил настолько проблемного студента? Даже не так… проблемные всегда есть. Пьют, гуляют, дебоширят. Это часть жизни. Возраста…
— А ты тоже?
— В смысле?
— Пила, гуляла… дебоширила?
Смотреть Лука старался исключительно на дорогу. В городе было шумно и суетно, и машины заполняли полотно трассы, их стало как-то больше за последние пару лет. Или ему просто кажется?
— Пила… в основном обезболивающие. Гуляла с тросточкой и недалеко. первое время вообще в коляске приходилось. А дебош… какой из меня дебошир?
Оно и вправду. Не вяжется.
Каблуки.
И ноги.
Костюм, сегодня с брюками, что само по себе вызывающе, но еще и брюки эти из какой-то тонкой скользкой ткани, обтекают ноги как-то совсем уж неприлично. Красные туфли на толстом каблуке, который добавлял роста и без того рослой Милдред.
— Но я не о том. Почему его терпели? Ведь терпели же…
— Может, все-таки покровитель имелся?
