Она прикрыла глаза.
— Его знают… он мил… предупредителен… он ничем не выдает своей натуры…
…как и многие другие ублюдки, которые притворяются людьми. Лука знает. А еще ему жаль, что так получилось с Милли.
Точнее не получилось.
Может, и вправду стоило перевестись? В статистический отдел. Или в архив? Или вообще в полицию. Там бы его взяли.
А он не смог.
Скотина.
Глава 21
— Слышала, — Гевин сидел на камне и мотал ногами. Рядом с камнем пристроился сеголетка, пока еще безымянный и незнакомый, стало быть, только-только выползший из норы. Куцые крылья его топорщились, а кривоватые молочные иглы на спине то поднимались, то опадали. — Убили кого-то.
— Кого?
Я протянула к дракону руку, но он зашипел, предупреждая, что знакомиться не хочет. И хвостом еще шлепнул, благо, сапоги выдержали.
— Будешь Вредина, — решил Гевин и, наклонившись, подхватил дракона под брюхо, тот и обмяк. — Понятия не имею. Майкл сказал. А ему вроде Джорджи, а она у Маккорнака в секретаршах…
И любопытна без меры, но врать не станет, разве что преувеличит слегка.
Драконыш вытянулся на коленях Гевин и прикрыл желтые глаза. Из ноздрей его вырвался серный дымок. Кончик его хвоста подрагивал, и шипы покачивались.
— Чей?
— Азалии… единственный выжил. В кладке пять яиц было.
— Много.
Азалию я видела издали. Нравом она отличалась на редкость необщительным даже для дракона, и признавала лишь Гевина.
— Три сразу скинула…
— Институтским отдал?
— Все высидеть пытаются, — Гевин поскреб драконыша за ухом. — Только не вышло. Просили еще одно, но я себе не враг.
И верно.
Драконица сама выбирает, какие яйца оставить. И если те, что выкатываются за пределы гнезда, ей мало интересны, то к оставшимся лучше не прикасаться.
— Вывелись двое, но один зиму не пережил. Слабенький был… а эта вот… скоро линять начнет.
Чешуя и вправду побледнела, а на боку будто трещинами пошла, верная примета.
— Легкой вам…
— Ага… — Гевин почесал кончик носа. — Ты… может… того, узнаешь у Томаса?
— Что узнаю?
— Кого убили?
— Зачем? — вот мало мне было интересно, кого убили. Да и за Гевин прежде я не замечала такого любопытства. Он пожал плечами и сказал:
— Так… интересно… старик говорит, что федералы понаедут. Что в прошлый раз они тут всех трясли… а у меня…
Он слегка покраснел.
И признался:
— Документы того… не те… я ж…
И почему меня это не удивило? Егеря вовсе большей частью не из местных. Я не знаю, почему так получается. Дерри говорил, что дело не в драконах, а в людях.
Люди слабые.
И боятся.
А драконы страх чуют. Да и вообще… сложное это дело, с ними говорить, даже не говорить, а хотя бы слышать. Гевин вот слышал. И потому наши просто не задавали вопросов, откуда он пришел и зачем. Прижился? И ладно.
— Оно-то… мне выправили, но… если федералы копать начнут, то… вылезет.
— Ты в розыске?
Он нервно дернул плечами, а мелкая драконица зашипела. Она чувствовала его беспокойство, а еще ей казалось, что я в том виновата.
— Не знаю… я… отчим мой… из шишек, да… мамашу бил. И меня бил. Я подрос и ответил. А он грозиться стал, что… в общем, я сел и уехал. Да. Может, и в розыске. Не знаю.
И глядит на меня этак, выжидающе.
А я что?
Мне еще Сапфиру выпаивать, которая на крыло стала, а потому резко передумала лечиться, преисполнившись почти человеческой веры в то, что само оно пройдет.
И гнездо смотреть.
С Лютым опять же перемолвиться надо, вдруг да приметил что неладное. В последние дни было до отвращения неспокойно. И отнюдь не из-за Чучельника.
— И чего ты от меня хочешь? — каюсь, спросила я не слишком дружелюбно. И драконица на коленях Гевина вновь зашипела. — Чтоб я узнала, задержат тебя или нет?
— А ты можешь?
— Пусть Оллгрим к шерифу подойдет, — подумав, сказала я. Все равно ведь не отстанет. Хотя Гевин не самый занудный из наших. Но самый молодой. Почти. Я моложе лет на пять, а вот остальные старше и намного. И Оллгрима это беспокоит, потому что желающих стать егерями не так и много, а годных для того вовсе нет. А потому Гевина он не отдаст. — И поговорит. Шериф уже к базе допуск имеет. Наверное имеет.
Уточнила я на всякий случай, уж больно блеск в глазах Гевина появился нехороший.
Сиротинушка…
Все мы тут сироты, если разобраться.
— Да и сам подумай. Шериф тебя наверняка пробивал, — я присела на соседний камень.
Море сегодня переливалось всеми оттенками голубого. Редко случается, чтобы такое яркое. Надо бы к дальним камням спуститься, рыбалка должна хорошей быть.
Или не идти?
Драконы все равно рыбы натаскают.
— Он, конечно, старику верит, но при том хитрый лис, да… — чем больше я говорила, тем сильнее сама верила каждому слову.
А ведь и вправду.
Это ведь только кажется, будто Маккорнак в стороне от нас держится. Или это правильнее сказать, что мы в стороне от него? И от людей тоже? Но натуру лисью не обманешь. Вон, когда Билли объявился, шериф меня предупредил, что парень он мутный и с приводами за спиной. Как он тогда выразился? В такого легко встрять, а выбраться попробуй-ка.
Прав оказался.
Я потерла бок. Пусть ребра давно уже зажили, но стоило про Билли вспомнить, как они отозвались. Вот ублюдок. А самое странное, не понятно мне теперь, как я вообще до такого дошла.
Почему позволила?
Нет, дело не в Билли, а в Гевине, который сидит, вперившись в меня внимательным взглядом. И чесать вон перестал к огромному неудовольствию драконицы. И не нравится мне его взгляд, чересчур уж внимательный.
— Ему не нужны беспокойные чужаки. Если бы на тебе что-то висело, он бы знал. Или знает.
Другое дело, Маккорнак из-за мелочи не станет с нашими отношения портить. А Оллгрима не слишком волнуют чужие грехи.
— Спасибо, — Гевин все же поскреб между лопатками, и куцые зачатки крыльев довольно задрожали. А под горлом драконицы раздулся мешок. — Еще… у наших… не все и не всегда… закон соблюдают.
Тоже мне новость.
Я и сама… небось, по закону я должна сдавать драконью чешую в заготконтору по установленным правительством ценам. И не только чешую. Но туда уже тысячу лет никто ничего не носил, потому как цены эти как раз тысячу лет и не менялись.
