Синдр, резко прекратив меня целовать, вдруг уставился на меня мутноватым взглядом, попытался сфокусироваться, даже головой слегка потряс. И, глядя мне в глаза, выдал:
— Чахл… Ка-арис, я тебя люблю! Очень! Ты станешь моей первой женой?
— Да ща-а-а-аз!
Ухмыльнувшись, я сдернула завязку с волос моего чудовища, полюбовалась на его слегка растерянное выражение лица, а потом, запустив пальцы в жесткие черные пряди на затылке, протянула, негромко, томно-хищным голосом:
— Я еще подумаю, достоин ли ты стать моим мужем. Но если и соглашусь, то жена у тебя будет всего одна. Первая и последняя! Я!
А потом поцеловала, крепко, жарко, жадно, чтобы знал — это он мое чудовище. Только мое!.. И никаких других женщин между нами не будет, пусть не мечтает.
— Поганка! — восхищенно выдохнул Синдр.
А потом… Миг!.. И мы оказались лежащими на кровати.
— Назовешь ты меня мужем или нет — это мелочи. Но другого мужчины рядом с тобой не будет! Так своему жениху и объясни. Он упустил, я — нашел. Так что ты — моя!.. Лю-би-мая! — последнее слово чудовище протянуло, словно смакуя, и даже облизнулось, так оно ему нравилось. Только это спасло его от грандиозного скандала вместо секса. Это я буду решать… Будет, не будет… Понятно, что не будет.
— Зачем мне другой?
Ой! Ледяные грани! Я что, вслух это сказала?! Ну и ладно…
Синдр:
Утром я проснулся самым счастливым мужчиной в мире. Засыпал я, наверное, тоже. Просто я тогда был очень уставший. Вернее — удовлетворенный… Очень. А утром проснулся голодный и счастливый.
Настолько счастливый, что, дойдя до двери, просто распахнул ее. А убивать барабанящего в нее, как в шаманский бубен, Эслена не стал.
— Вау, зелененький! Я прямо волнуюсь за нашу дракошу, — протянул светлый, с уважением поглядев на мое приподнятое с утра достоинство.
— У орков есть все, чтобы делать женщин счастливыми, — хмыкнул я, с сочувствием посмотрев на этого несчастного. — А тебя темный из постели выкинул, что ли? Чего соскочил-то в такую рань?
— Мы тут из гнома кое-что вытрясли, обсудить надо. Так что давайте, просыпайтесь, одевайтесь и топайте во-о-о-н туда, — и Эслен махнул рукой, указывая на один из домов. — Мы все там. Ждем.
Я уже было кивнул и потянулся закрыть дверь, но тут вспомнил, что поганка бубнила что-то про платье, которое надо поменять.
— Слушай, попроси у Алрана чистое что-нибудь для чахлы. А то бабкин наряд у нее совсем истрепался. Скоро одни бусики останутся…
— Пусть приходит в том, что есть, а там разберемся. Не до нарядов пока, зелененький, поверь мне!
Когда светлый вместо своих привычных шуточек говорил что-то с серьезной рожей, это был плохой знак. Так что я быстро распинал Ка-арис, сначала запинав свою совесть, потому что будить спящую пигалицу было жалко. Милая такая, посапывает, волосы по подушке, губки бантиком. И не скажешь, что всю ночь со мной отрывалась так, как не каждая орчанка может! Горячая у меня чахла, прямо у-у-ух!
А еще деятельная. Едва про гнома услышала, засуетилась, нарядилась, лицо на бегу из рукомойника на улице ополоснула, после того как до дыры их странной сбегала. На все про все и десяти минут не ушло. И вот передо мной не сонная лапочка, а мелкая командирша. Даже голос изменился, снова стал властный такой, а не ласковый, как ночью.
— Ну, пошли слушать, что там наши из гнома вытрясли?
Глава 24
53 день лета
Ка-арис:
Дом, куда переместилась «допросная», находился совсем рядом. Там собрались все мужчины: оба вампира, оба эльфа и Тха-арис. Когда мы с Синдром вошли, все сидели за столом, в такой же, как в нашем доме, большой проходной комнате с огромным каменным камином, который местные называли печкой. Гнома нигде не было видно. Как я поняла, его просто от меня прятали, но меня это вполне устраивало. Это Ва-аршес любит во всем принимать участие, а мне был важнее результат.
— Скальп цел? — первым делом уточнило мое чудовище, внимательно оглядев всех.
— Цел, нам пока дорого то, что под скальпом, — буркнул Эслен и переглянулся с Алраном. Это они, похоже, выясняли, кто меня в курс дела вводить станет. Но пока два моих спутника играли в гляделки, Тха-арис их опередил:
— Ка-арис, теперь мы точно знаем, как все было. Твой отец передумал заключать договор. Сначала подписал, тайно, чтобы потом объявить всем об этом, но потом поругался с главой делегации…
— Почему?
Конечно, такое иногда случалось. Договор — не приговор, передумал и разорвал, особенно если оглашения не было. Но само собой, мне хотелось знать причину, из-за чего мой отец поругался с гномами.
— Гномы хотели равноценный союз, — мрачно процедил мой жених, лучше всех представляющий, как обнаглевшим гадам повезло, что они после такого пожелания выбрались живыми из дворца. — То есть одну из твоих сестер как гаранта, — пояснил Тха-арис на всякий случай, не увидев у меня на лице никакой реакции.
Просто я была настолько поражена гномьей наглостью, что у меня не осталось никаких эмоций! Вернее, их было так много, что они все смешались, и я никак не могла решить, чего же в этой мешанине больше. Ясно, что отец разозлился! Одно дело — отдать дочь более сильному противнику, такому же высшему дракону, то есть на благо страны и во имя продления всего рода. И совсем иное — отдать дочь каким-то жалким лохматым выходцам из подземелья. Причем Гармира и Паншира уже не молоды и их не готовили к замужеству. К тому же они привыкли не ограничивать себя в мужчинах, потому что даже два потомка высших, сохранившие лишь человеческую или лишь драконью ипостась, гипотетически могли зачать полноценного высшего дракона.
Да дело даже не в этом… Сам факт, что королю гномов хватило наглости потребовать внести подобный пункт в договор, раздражал даже меня. Представляю, как взбесился отец!
И если отца убили из-за разрыва договора, то, скорее всего, в опасности все, кто об этом разрыве знает. Ведь вот-вот должен всплыть уже подписанный, пусть и без последнего пункта.
— Но это еще не все. — Тха-арис смотрел на меня уверенным взглядом придворного, привыкшего говорить своим сюзеренам только правду, какой бы тяжелой она ни была.
Интересно, если бы он стал моим мужем, какие бы были у нас отношения? Он бы все решал за меня и в итоге правил бы Теспарией вместо меня?
Ведь он пытался… Пытался действовать со мной властно и уверенно. И… Единственное, на что я оказалась способна тогда, — сбежать. От всего. От страха, от горя и от властного жениха, который не догадался обнять, пожалеть, успокоить, а попытался надавить.
Тха-арис с детства привык скрывать свои эмоции, контролировать их, потому что был бескрылым драконом, внутри которого бушевала магия. Был таким же, как я. Сильные эмоции приносили боль… Только нельзя сопереживать другим, если не умеешь переживать сам. Да даже угадать, что именно чувствует другой человек, нельзя, потому что внешние проявления незнакомы и непонятны. И что в таких случаях надо делать — тоже не ясно.
