Итак, остались три самых больших корабля. Несмотря на значительное количество столпившихся на них воинов, высокие борта и затруднительность штурма, сомнений в исходе боя больше не было: подавляющее численное превосходство было не на стороне Олафа Трюггвасона.
В конце концов «Малый змей» и «Журавль» оказались захвачены. Защитники «Великого змея» больше всего разили врагов с кормы и с носа – где борт самый высокий. В это время Олаф Трюггвасон произнес очередную историческую фразу:
«– Что же вы так вяло рубите? Я вижу, что мечи ваши не режут!
Кто-то отвечает:
– Мечи наши притупились и очень зазубрились».
Тогда конунг открыл рундук и раздал всем свои собственные мечи, самые лучшие, и с ними они отбросили врага еще раз. Тем не менее закончилось все печально. На корме остался один конунг со своим товарищем, который был одет точно так же, как и он: в длинную кольчугу, в короткий красный плащ и позолоченный шлем. Больше в живых не было никого. Олафу Трюггвасону ничего не оставалось, кроме как спрыгнуть за борт. В сагах сообщается, что товарищ Олафа спрыгнул с корабля, держа щит внизу, поэтому не сразу пошел ко дну и его успели схватить. Олаф спрыгнул, накрывшись щитом сверху, чтобы его не смогли вытащить. Он утонул сразу. Правда, существует версия, что он не утонул, а смог донырнуть до дна, сбросить кольчугу и вынырнуть, а его жена Тюра каким-то образом выловила его из воды и увезла в Польшу на том самом 11-м корабле, который йомсвикинги в свое время выдали Трюггвасону… Никакого подтверждения – ни логического, ни исторического – такая версия не имеет. Вероятно, в данном случае мы имеем дело еще с одним «вечно спящим» героем, который, подобно Карлу Великому и Генриху Птицелову
[106], рано или поздно восстанет ото сна и совершит еще много прекрасных подвигов.
Однако все это не более чем остатки средневековой веры в чудесное спасение. Судя по всему, Олаф Трюггвасон утонул, потому что в кольчуге так просто не поплаваешь, да и скинуть ее получится не сразу. Тем более что его кольчуга описывается как длинная – а значит, тяжелая, порядка 12 кг. Кольчугу весьма затруднительно снять, даже стоя на твердом полу: для этого нужно наклониться вперед и постепенно стянуть ее через голову. Лучше всего, если кто-то при этом помогает. Как такое проделать под водой, да еще в одиночку? Даже если предположить, что Олаф бросился в пучину вниз головой, – в этом случае кольчуга тоже никак не сползет с тела сама, хотя бы в силу своего веса и прилегания к телу, да и кольца частенько цепляются за одежду. Ну разве что Трюггвасон был великий фокусник или могущественный колдун. К тому же неизвестно, какая в месте сражения была глубина: вполне возможно, что не один десяток метров. Пока достигнешь дна, дышать уже будет нечем, как дыхание ни задерживай. Теоретически он мог проплыть под водой какое-то время, но опять же в кольчуге плыть неимоверно тяжело и надолго сил не хватит. А ведь кольчуга надевается, как известно, не на голое тело: под ней одежда, которая, конечно же, намокает и тоже обретает ощутимый вес. Одним словом, спасение в таких условиях малореально и сопряжено с неимоверными трудностями. Легко двигаться можно было только в одном направлении – ко дну.
С христианской точки зрения Олаф Трюггвасон покончил с собой. Самоубийство – страшный грех для христианина. Однако, как сообщал Адам Бременский, Олаф был не самым последовательным христианином
[107]. Опять же со дня на день ожидалось наступление Рагнарёка (а точнее, на новый, 1000-й, год – сама цифра вселяла страх): все равно все погибнут. Учитывая, что на дворе сентябрь, до кончины мира осталось не так уж много времени. Чего тянуть? К тому же он только что перебил в бою множество народу и сам, можно сказать, погиб на поле боя: значит, попадание в Вальгаллу гарантировано. Может быть, в религии Христа и не жалуют самоубийц, но ведь про Вальгаллу в новом учении ничего не сказано. Поэтому, пока не пришел всем Рагнарёк, нужно успеть поучаствовать в загробных пирах и вкусить привилегий, предусмотренных для павших воинов, – а затем уже приплывет Нагльфар
[108] и начнется всеобщий конец. Можно предположить, что Олаф Трюггвасон утонул с осознанием выполненного долга.
Кстати, его товарища, бросившегося в воду щитом вниз, выловили, так как приняли его за Трюггвасона (они ведь были одинаково одеты). И даже сохранили ему жизнь. У Эйрика Хаконссона все сложилось не так хорошо, как он планировал: ему удалось получить определенную власть, однако фактически Норвегия оказалась под управлением Свейна Вилобородого. В дальнейшем именно Свейн Вилобородый и впоследствии сын Свейна и Сигрид Гордой Кнуд Великий (Могучий) создали мощную Балтийскую империю, объединявшую Данию, Норвегию, Швецию и почти всю Англию. Что же касается христианизации, то этот процесс, будучи запущенным, уже не останавливался: Олаф Толстый, троюродный брат Олафа Трюггвасона, крестил Норвегию окончательно и навсегда.
Мы видим, как центростремительные тенденции в Скандинавии безоговорочно побеждают; на всех ее территориях формируются государства. При этом остается актуальным феномен конунга-викинга, о котором много писали, в частности, известные ученые Татьяна Джаксон и Глеб Лебедев. Конунг-викинг – это правитель страны (то есть хозяйствующий субъект высочайшей важности), который никак не может изжить в себе стихию викингских походов. При этом поход – категория не только психологическая: в большей степени это принадлежность экономики. Уже отмечалось, что морской поход являлся верным способом быстро привлечь в экономику своей территории огромные средства (так называемые быстрые деньги). Это было очень важно, даже жизненно необходимо, ведь Скандинавия не самое теплое место на планете, а уровень агрокультуры даже в X–XI веках не сильно изменился по отношению к показателям прошлых столетий. Поэтому в те времена никогда нельзя было быть уверенным в том, каков будет следующий урожай или улов, – и, стало быть, все-таки лучше иметь про запас некий сторонний ресурс. Так что викинги, несмотря на все более ощутимо проступавшие очертания государственности, продолжали ходить в походы, и эта их деятельность имела результатом не только экономическую выгоду. Достаточно взглянуть на биографии таких выдающихся людей, как Олаф Трюггвасон или его младший «коллега» Харальд Хардрада, чтобы ощутить масштаб преобразований, которые они неизбежно несли с собой, и сдвигов в общественном сознании, которые испытывали все участники взаимодействия с ними. Уму непостижимо, сколько эти люди успели увидеть и сделать за свою жизнь! Взять того же Харальда Хардраду: он промерил веслом, своей ногой, копытом лошади всю Европу – от Скандинавии до Киева и Византии, от Северного моря до Черного и Средиземного, от Ирландии и Британии до Испании и Сицилии.
