Возвращаясь к эпохе викингов, нельзя утверждать, будто они занимались только тем, что изготовляли мечи, а все прочие сферы их жизни оставались неразвитыми. В каком-то смысле уместно рассматривать любое общество как гигантский организм, который реагирует на внешние раздражители во многих случаях чисто инстинктивно, автоматически – развивая конкретные защитные механизмы, начиная быстрее (или, наоборот, медленнее) действовать, вплоть до изменения исходных физических параметров. Поэтому, размышляя о столь впечатляющем множестве обнаруженных мечей и относительно небольшом количестве других, в том числе «мирных», находок, следует понимать: видимо, это для чего-то было нужно. Значит, существовала некая внешняя угроза, реакцией на которую стало усиленное производство оружия в целом и мечей в частности.
В первой главе мы оставили Скандинавию в самом начале эпохи викингов. Арабы, завоевав Испанию и Северную Африку, поставили своих современников перед необходимостью искать новые источники серебра, прокладывать новые пути к ним. А если еще учесть, что славянские земли были богаты ценными мехами, воском и другими дарами природы (да и рабы – аргумент весомый), то неудивительно, почему скандинавы устремились на восток. На запад они обратят свои взоры чуть позже. Главными факторами, позволившими им невозбранно расширять свое влияние, стали уже упомянутые мной перенаселение основных экономических регионов самой Скандинавии, с одной стороны, и относительное богатство и самостоятельность местных скандинавских хозяйств, ставших способными выставлять воинские контингенты и вооружать их, с другой стороны. Вот отсюда мы и начнем.
Скандинавское военное дело знает три основных способа военной организации. Собственно, откуда поступал мобилизационный ресурс?
[15] Первое, что сразу приходит в голову, – это народное ополчение ледунг. Суть его в том, что в определенное время и на определенной территории как богатые «могучие бонды», так и люди попроще были обязаны с оружием в руках поступить на военную службу: чистой воды милиция в историческом смысле слова. Конечно, в VII–VIII веках – непосредственно перед эпохой викингов и в самом ее начале – государства как такового в Скандинавии не было. Легендарная эпоха Инглингов закончилась, наследовавшая ей вендельская являлась эпохой вождеств. Сама же эпоха викингов – время однозначного господства теперь уже мелких вождеств. Поэтому ни о каком всескандинавском или хотя бы всенорвежском (всешведском) ледунге и речи не было: они могли объединиться в крупное образование только в том случае, если на данную территорию пришли завоеватели и возникла серьезная угроза. Тогда приходилось отовсюду собирать всех подряд, насколько позволяло время, и отправлять на войну.
Тем не менее с точки зрения географии Скандинавия имела большой плюс. Она была изолирована, и до нее было не добраться: все ближайшие соседи скандинавов (датчан, готландцев, шведов и норвежцев), в отличие от них самих, просто не имели флота, пригодного для столь дальних путешествий. Пробираться же в скандинавские земли через территории современной Финляндии – дело заведомо гиблое: негостеприимное местное население, густые леса, полное отсутствие дорог и, как мы сказали бы сейчас, какой-либо инфраструктуры делали подобную миссию совершенно невыполнимой. С учетом всех перечисленных факторов неудивительно, что рассматриваемая здесь нами эпоха – это время малых конунгов. Они были довольно изолированы друг от друга и не имели серьезной внешней угрозы (а следовательно, и причин) для того, чтобы объединяться. Безусловно, уже с IX века периодически появлялись достаточно выдающиеся вожди, пытавшиеся собрать вокруг себя большие земли и крупные ресурсы – особенно часто это наблюдалось в Дании, – но никогда такие инициативы не оказывались продолжительными. Вот яркий пример: хорошо всем известный Рюрик Ютландский (он же Фрисландский) непрерывно бунтовал против местной власти и, более того, эту власть регулярно захватывал… так же регулярно получал отпор и был вынужден бежать.
Таков был общий контекст тогдашней жизни. И устройство территорий, и мироощущение складывалось парцеллярное – то есть раздельное, при котором каждая ячейка представляла собой отдельную «подводную лодку»
[16]. Подобный подход вел к абсолютно особой административной организации: авторитетный человек из хорошего рода (это очень важно!) на данной территории не нуждался вообще ни в ком – и потому мог собрать собственное народное ополчение. Однако опять же оно не могло быть большим: во-первых, Скандинавия в принципе не отличается обширным населением. Уже отмечалось, что на всех ее территориях, включая Ютландию, вряд ли проживало более миллиона человек. По другим оценкам, их могло быть и меньше – около 500–600 тысяч. Следовательно, многочисленному народному ополчению просто неоткуда было взяться. Во-вторых, в большом военном контингенте не имелось надобности: отсутствовала достаточно крупная цель, способная оправдать его сбор, в то время как единовременное существование крупных военных сил на конкретной территории налагало бы на эту территорию поистине чудовищную экономическую нагрузку. Хотя, несомненно, именно конфликт являлся неизменным фоном жизни Скандинавии того времени. Стоит почитать исландские саги, чтобы убедиться в этом: все они так или иначе повествуют про конфликт.
Итак, обязательно должна иметься распря, которая в девяти случаев из десяти приводит к большому или маленькому кровопролитию. Отсюда получается, что ополчение бондов, являвшееся первым, основным элементом скандинавской военной организации, должно было быть всегда более или менее боеготовым. Конечно же, люди, входившие в его состав, были отнюдь не суперпрофессионалами, однако они имели собственное оружие, умели его применять и не стеснялись это делать. Еще бы: ведь в своей обычной жизни они и без всякой войны запросто могли нарваться на неприятности, в первую очередь с соседями.
А в силу того, что Скандинавия представляла собой некий «кусок» Тацитовой Германии, застрявшей в античных временах и связанных с ними понятиях, ее жители весьма искренне и тщательно соблюдали закон кровной мести и подобные конфликты у них тянулись долго. Одним словом, Скандинавия выглядела так, как могла бы выглядеть зона расселения германцев, если бы те вовремя не познакомились с римлянами, которые их испортили, сделав ленивыми и изнеженными. Понятно, что тождество здесь неполное: как-никак, с Тацитовой эпохи минуло уже семь или восемь столетий, но в основных чертах эти общества достаточно однотипны.
Несмотря на то что ополчение не играло заметной исторической роли, оно выступало постоянно готовым мобилизационным ресурсом для двух других типов военных организаций – дружин. Первый тип можно с большой натяжкой назвать регулярной дружиной конунга. Имеется в виду, что правитель содержит при своем дворе, на своей земле некое количество доблестных мужей, готовых пойти на войну за его интересы. В то время, о котором мы говорим, такие дружины существовали, потому что существовали крупные конунги, однако они не выступали серьезным самостоятельным актором на международной арене и даже внутри Скандинавии. Главную роль играли малые дружины так называемых малых конунгов, державших не очень большие территории и распоряжавшихся их ресурсами. Отряды, собиравшиеся малыми конунгами, ничем не отличались от отрядов их более выдающихся коллег – ну разве что размерами. Вот они-то и являются главными героями всей эпохи викингов – по крайней мере первых двух ее этапов, потому что последний этап эпохи викингов (охватывающий период с конца X по XI век) – это уже совсем другая история.
