За украинизацию Каганович взялся всерьез. 16 июля 1925 г. Совнарком УССР принял постановление «О практических мерах по украинизации советского аппарата», согласно которому руководство украинизацией служащих возлагалась на Центральную всеукраинскую комиссию при Совнаркоме, а при всех учреждениях в центре и на местах организовывались специальные ведомственные комиссии, которые должны были проводить проверки знания украинского языка у сотрудников учреждений и организаций, организовывать обучение украинскому языку на специальных курсах и проводить аттестацию после их окончания. Выпускникам присваивалась одна из трех категорий в зависимости от знания украинского языка: «знающие язык и могущие свободно проводить работу в учреждениях», «нуждающиеся в усовершенствовании знаний», «не знающие языка»
[357]. Центральную всеукраинскую комиссию возглавил председатель украинского Совнаркома В. Я. Чубарь.
Вообще проведение украинизации предусматривало организацию целой сети различных комиссий. В 1923–1924 гг. при ЦК КП(б)У действовала Комиссия по национальному вопросу и Специальная комиссия по украинизации профсоюзов, при СНК УССР — Комиссия по претворению в жизнь директив XII съезда по национальному вопросу, при ВУЦИК — Центральная комиссия по делам национальных меньшинств
[358]. При Кагановиче система комиссий была преобразована. Сначала была создана Комиссия Политбюро ЦК КП(б)У по украинизации. Первое ее заседание состоялось 27 апреля 1925 г. и первоначально ее состав насчитывал 27 человек, позднее был увеличен до 35 человек. 15 августа была создана Центральная всеукраинская комиссия по руководству украинизацией советского аппарата при СНК УССР, на местах стали действовать губернские и окружные комиссии во главе с главами соответствующих исполкомов. Во всех наркоматах и других ведомствах и учреждениях на местах существовали соответствующие комиссии по украинизации
[359].
Таким образом, предпринятые партией меры отличались широким масштабом. Т. Мартин подчеркивает, что республиканское руководство, опасаясь, что «старая интеллигенция», назначенная на высокие посты в академических учреждениях республики, начала оказывать свое решающее влияние на украинскую молодежь и крестьянство», решило приступить к освоению не только языка, но и украинской культуры. Обязательные курсы украиноведения для госслужащих и членов партии включали в свою программу историю украинского языка, историю развития украинской экономики, историю дореволюционной и послереволюционной украинской литературы, историю украинского революционного движения, изучение украинской географии и природных ресурсов, истории украинской диаспоры и многое другое
[360]. И. В. Майстренко, устроившийся, по его словам, «украинизатором», то есть преподавателем украинского языка в советских учреждениях Харькова, вспоминал: «Для служащих создавались в рабочее время курсы что-то два раза в неделю, а потом устраивались экзамены перед комиссией, в которую входил представитель отдела образования, преподаватель языка (в данном случае я) и третий, кажется представитель профкома данного учреждения. Только тот, кто сдал экзамен, мог оставаться на работе в данном учреждении. От курсов освобождались только руководители учреждений. Например, я преподавал во всесоюзном тресте Химугля, где директором был член ЦК РКП(б) Рухимович, бывший харьковский студент и большевистский деятель. Он курсов не посещал. В наркомате рабоче-крестьянской инспекции, где я тоже преподавал, курсов не посещали нарком и его заместители. Члены коллегии наркомата должны были посещать. На каждых курсах я занимался дважды в неделю по два часа каждый раз. Это давало мне 60 рублей на месяц, что равнялось зарплате самого квалифицированного харьковского рабочего»
[361]. Майстренко отмечал также: «Мало кто на экзаменах проваливался, хоть первую (наивысшую) категорию получали не многие. Кто не мог сдать экзамены (это были преимущественно те, что не посещали курсов), тот не получал свидетельства и автоматически должен был увольняться с работы»
[362].
Центральная комиссия Политбюро по украинизации госаппарата предложила наркоматам и центральным учреждениям республики немедленно провести «точный подсчет личного состава сотрудников наркоматов и подведомственных им учреждений с целью выяснения степени знания ими украинского языка»
[363]. При учреждениях полагалось организовать курсы украинского языка, и на общих собраниях надлежало ознакомить служащих с декретом ВУЦИК, «разъяснить общественное значение этого вопроса и предупредить их, что после окончательной проверки те из служащих, которые своевременно не изучат украинский язык, будут… уволены со службы»
[364]. Одновременно следовало постоянно на партсобраниях и со страниц партийной печати вести пропагандистскую работу, чтобы «преодолеть существующую инертность и напоминать о важности дела украинизации»
[365]. 23 сентября 1925 г. Совнарком УССР постановил провести и в центре, и на местах проверку знания сотрудниками украинского языка «для выявления достижений в деле изучения языка». Окружным исполнительным комитетам, народным комиссариатам, центральным учреждениям предлагалось даже «на основе постановления ВУЦИК и СНК УССР от 30 апреля 1925 г. „О мерах срочного проведения полной украинизации соваппарата“ уволить с должностей сотрудников, которые до настоящего времени не овладели украинским языком»
[366].
Республиканское руководство настаивало на повсеместном введении делопроизводства на украинском языке: отдельные исключения касались лишь административно-территориальных единиц, созданных по национальному признаку. Сотрудники советских учреждений пока не были убеждены, что украинизация предпринята «всерьез и надолго». По свидетельству Организационно-распределительного отдела ЦК РКП(б), обследовавшего в декабре 1925 г. положение в парторганизациях национальных республик, «отрыжки великорусского национализма проявляются… в явном или скрытом сопротивлении партработников проведению различных мероприятий по национальной политике. Так, в Белоруссии часть работников считает, что национальная политика проводится для заграницы, что знание белорусского языка нужно лишь для рядовых партийцев, но не для ответственных работников и т. д. Такие настроения имелись и на Украине, и в ряде других республик и областей»
[367]. Впрочем, такие настроения были распространены не только среди служащих. В конце декабря 1926 г. харьковские рабочие обратились с письмом в ЦК ВКП(б), в котором недвусмысленно высказались против нововведений в республике: «Мы, рабочие модельного цеха харьковского завода «Серп и молот», категорично протестуем против неслыханного незаконного принуждения рабочих и служащих учиться [украинскому языку] и знать украинский язык. Это только во время царствования атамана Петлюры, который выбросил лозунг [за] Самостийну Украину, а у нас советская власть — интернациона[льная], так нельзя принуждать: говори по-китайски, по-украински, когда я хочу говорить, на каком языке я могу говорить; а принуждать [нельзя]: учись по-украински, а то тебя выбросят с работы»
[368].
