В письме подчеркивалось, что расхождения членов Политбюро с Шумским «имеются в том, как понимать украинскую культуру (он… солидаризируется фактически с тов. Хвылевым), как относиться к украинизации русской части пролетариата и, наконец, кого считать украинским работником (иначе говоря, чьими руками должно строить КП(б)У и УССР)»
[538]. Члены Политбюро подчеркнули, что они высказываются «против насильственной украинизации русских рабочих»
[539].
Члены Политбюро ЦК КП(б)У прекрасно отдавали себе отчет в возможных последствиях «ошибок Шумского». В условиях ожесточенной внутрипартийной борьбы в центре, опасаясь обвинений в создании очередного «уклона» или оппозиции, они решили отмежеваться от «эсеровского прошлого» наркома просвещения: «…Наше расхождение с т. Шумским по вопросу о вовлечении украинских работников заключается в том, что тов. Шумский и его единомышленники часто склонны понимать под украинскими работниками только украинцев по национальности и то не всех, а фактически — людей, имеющих стаж пребывания в национально-социалистических партиях в прошлом, да и то лишь в том случае, если эти люди разделяют… ошибки тов. Шумского…»
[540]
Через несколько дней после вышеупомянутых заседаний Политбюро, 22 мая 1926 г., Шумский решил лично встретиться и побеседовать с Кагановичем. Он передал свою просьбу через секретаря и настоял на встрече, хотя Каганович и пытался избежать разговора
[541]. Шумский, видимо, понял, что сложившаяся ситуация может иметь для него неблагоприятные последствия: вмешался и внешнеполитический фактор — 12–14 мая 1926 г. к власти в Польше в результате государственного переворота пришел к власти Ю. Пилсудский. Шумский покаялся Кагановичу в том, что по отношению к нему «перегнул палку», и спросил, что нужно сделать для того, чтобы «исчерпать весь инцидент».
Как отметил Каганович в своей записке членам Политбюро по поводу состоявшейся беседы, «тов. Шумский тут же сослался на пример с т. Раковским, с которым он имел резкий инцидент и потом с ним сработался, сказал, что он может и со мной сработаться… Лично он против меня ничего не имеет»
[542]. Каганович, в свою очередь, предъявил Шумскому ряд требований, в частности, настаивал на необходимости выступить «против позиции Хвылевого» и согласиться с недопустимостью насильственной украинизации русских рабочих. Шумский вынужден был согласиться с предъявленными ему требованиями
[543].
Ю. И. Шаповал справедливо отмечает, что именно письмо Сталина послужило толчком к развертыванию Кагановичем кампании против «национал-уклонизма»
[544]. 2–6 июня 1926 г. состоялся пленум ЦК КП(б)У, на котором пунктом 3-м повестки дня значилось «Об итогах украинизации». В подготовленных к пленуму тезисах говорилось, что «основным достижением за последний год следует считать несомненный сдвиг в сознании партийных масс в сторону понимания смысла и необходимости украинизации», хотя «мы еще не имеем решающих результатов в области украинизации партии». «Наша партия на Украине опирается на рабочий класс, большинство которого говорит на русском языке. Точно так же русским по происхождению является большинство наших старых большевистских кадров. <…> Политику украинизации мы должны проводить, прежде всего опираясь на наши основные большевистские партийные кадры, но не путем их искусственного отстранения»
[545], — говорилось в тезисах. Основной задачей партии было отмежеваться как от «проведения украинизации сверху насильственными административными мерами по отношению к рабочим и крестьянам других нацменьшинств», так и от украинского шовинизма, с которым надлежало вести решительную борьбу
[546].
На пленуме доклад секретаря ЦК КП(б)У В. П. Затонского, в котором осуждались лозунги Хвылевого (он «не верил в пролетариат, потому что он не связан с пролетариатом, — вот в чем его несчастье»
[547]), вызвал ожесточенные дискуссии. Если представитель Донбасса Д. А. Михеенко заявил, что «генерального секретаря ЦК, председателя совнаркома и других работников» нельзя «менять как перчатки»
[548], то П. К. Солодуб, бывший товарищ Шумского по партии боротьбистов, напротив, спрашивал: «если каждый член партии украинец, который ставит украинские вопросы, берется под подозрение, то почему не подумать о ненормальности этого факта?»
[549] А. Я. Шумский пытался поднять вопрос: «а много ли старых партийцев, кадровиков выучили за этот год украинский язык, познакомились с историей Украины, украинской культурой? Я ни одного имени не могу назвать»
[550]. Впрочем, он не преминул назвать выступление Хвылевого «политически опасным»
[551]. Другой бывший боротьбист, П. П. Любченко, призывал бороться и с русским, и с украинским шовинизмом
[552].
Л. М. Каганович в своем выступлении критиковал и русского коммуниста, выступающего иногда против украинизации и тем самым действующего «на руку нашим врагам из лагеря украинского шовинизма», и Хвылевого, которого губит утеря «классового подхода»: «Когда тов. Хвылевой рассматривает национальное возрождение в эпоху развития капитализма, он там видит постановку вопроса о национальной культуре, и он это переносит и к нам на советскую почву. Вот его коренная политическая ошибка…»
[553] В вопросе украинизации Каганович постоянно противопоставлял великорусскому шовинисту украинского националиста, а русскому коммунисту, не понимающему необходимости украинизации, — Хвылевого, которого «губит утеря классового подхода». При этом он предупреждал украинских большевиков об опасности «внутренней драки по национальному вопросу».
