В октябре «Бiльшовик України» разразился сразу двумя статьями в адрес критиков методов республиканского руководства. 10-й номер открывался передовицей «Национальный вопрос на Украине и оппозиция», в которой читателей уведомили о высказывании Г. Е. Зиновьева на заседании Президиума ЦКК 24 июня 1927 г.: «Сталин проводит архибеспринципную политику в отношении национального вопроса. Разводят, как бы сказать, искусственно „левых“ и „правых“, а потом их стукают лбами. На Украине проводят такую „украинизацию“, которая явно противоречит нашей национальной политике, бьет по нашей линии по этому вопросу, помогает петлюровщине, а настоящему шовинизму отпора нет. Секретарское „усмотрение“ замещает у нас правильную национальную политику»
[687]. Передовица подчеркивала: «обвинение Сталина — обвинение партии, потому что Сталин проводит политику партии»
[688]. Припомнили Зиновьеву и его прежнее высказывание на одной из украинских конференций о том, что «язык должен свободно развиваться» и в конце концов победит более жизнеспособный. Позиция Зиновьева была названа либерально-буржуазной, отрывающей и противопоставляющей пролетариат крестьянству и играющей на руку «настоящей петлюровщине»
[689].
После критики Зиновьева республиканское руководство решило «разоблачить» еще одного партийного деятеля, взгляды которого весьма болезненно воспринимались в Харькове. В следующем номере журнала появилась статья «Ларинская русотяпская „практика“», автором которой был А. А. Хвыля, занимавший в 1926–1928 гг. должность заместителя заведующего агитпропотделом ЦК КП(б)У и именуемый поэтому современными украинскими историками политцензором
[690]. Хвыля негодовал, что Ларин собрал пикантные анекдоты и заметки, не проверив их, и выступил с обвинением против партии: «Спасайтесь! На Украине наших душат! Русская культура гибнет, напрасно гибнет! Никому слова не дают сказать на русском языке — все украинским. Иначе — увольнение с должности»
[691]. По словам Хвыли, Ларин «согласен с тем, что украинский язык — это шаг к некультурности»
[692], он дискредитирует украинизацию и под лозунгом защиты национальных меньшинств хочет «увековечить на Украине гегемонию русской культуры», поскольку, по его мнению, рабочий класс на Украине преимущественно русский
[693]. «За „гениальным“ теоретиком Ваганяном идет „гениальный“ практик Ларин»
[694], — утверждал Хвыля.
Критика Зиновьева была развернута не случайно: октябрь 1927 г. был ознаменован очередным обострением борьбы Сталина с оппозицией. Состоявшийся 21–23 октября объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) осудил линию оппозиции и исключил Троцкого и Зиновьева из состава ЦК. Оппозиционеры попытались взять реванш и организованно выступить на демонстрации 7 ноября. В Москве и Ленинграде они подняли над колоннами лозунги «Повернем огонь направо — против кулака, нэпмана и бюрократа!», «Выполним завещание Ленина!», «Против оппортунизма, против раскола — за единство ленинской партии!». На углу Воздвиженки и Моховой появились портреты Троцкого, Каменева и Зиновьева. Сторонники оппозиции были разогнаны, а 14 ноября Троцкий и Зиновьев были исключены из партии, другие оппозиционеры выведены из ЦК и ЦКК
[695].
На Украине оппозиция также пыталась укрепить свое положение. В ноябре один из троцкистов Х. Г. Раковский предпринял «пропагандистское турне», посетив Харьков, Днепропетровск, Запорожье. Однако сторонники Сталина приняли все возможные меры к нейтрализации его влияния. Так, в Харькове ситуация находилась под контролем секретаря Харьковского окружного комитета КП(б)У П. П. Постышева. Попытка Раковского выступить на торжественном заседании Харьковского городского совета кончилась провалом: не успел он подняться на сцену, как раздались шум и крики «долой», «вон», «раскольники». Постышев уверял, что «этот самый крик и рев не являлись искусственными», однако вынужден был признать, что «актив коммунаров был подготовлен»
[696]. Подобная же ситуация повторилась и в Днепропетровске, и в Запорожье. Однако попытки Раковского выйти непосредственно на рабочих были несколько более удачными, и Постышев вынужден был признать, что «когда оппозиция перенесла свою работу в массы, то ячейки оказались неподготовленными. Местами выявились хвостизм, бессилие или, вернее, растерянность ячеек…»
[697]
Павел Петрович Постышев (1887–1939) — советский государственный и партийный деятель, партийный пропагандист и публицист
Тем временем нажим на западноукраинских коммунистов принес свои плоды. Еще летом на IV съезде Коммунистической партии Польши (КПП) делегация КПЗУ выступила с заявлением, в котором признала, что «выступление представителя ЦК КПЗУ, кандидата в члены ЦК КП(б)У тов. Максимовича на пленуме ЦК КП(б)У, выражавшего сомнение в целесообразности перемещения тов. Шумского за пределы Украины, по существу является прикрытием националистических уклонов тов. Шумского»
[698]. Делегация подчеркнула, что «самым решительным образом осуждает выступление т. Максимовича». Часть членов ЦК КПЗУ решила отмежеваться от так называемого «большинства». С обоих сторон в КП(б)У были направлены письма со взаимными обвинениями. «Меньшинство» в письме 4 ноября 1927 г. разъясняло, «как в действительности состояло дело», и привело пример агитации члена секретариата ЦК КПЗУ Гавзнера: «Украинизация? Что за украинизация, где украинизация, какая может быть украинизация, если президент Украины Петровский не знает украинского языка, если 20 ячеек в Одессе высказались за украинизацию оперы, а одна за русскую… национальная политика КП(б)У такая же, как при царизме. Что за уклон? Какой уклон? Уклона не было и нет, а что поссорился еврей Каганович с украинцем Шумским, то украинцу обязаны были приписать уклон…»
[699].
