Наконец, в конце 1930-х годов произошли изменения и в сфере периодической печати. 30 октября 1937 г. в ЦК ВКП(б) поступила докладная записка от заведующего отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) Л. З. Мехлиса, называвшаяся «О русских газетах на Украине». «Ни в одной союзной и автономной республике русская печать не находится в таком захудалом состоянии, как на Украине»,
[901] — утверждал Мехлис. Он был возмущен тем, что «в Киеве издаются газеты на немецком, польском, еврейском, болгарском языках», тогда как газет на русском языке явно недостаточно
[902].
Действительно, процент украиноязычной прессы на Украине был довольно высоким: в 1932 г. 79,7 % всех журналов выходили на украинском языке, затем последовало снижение количества украиноязычной прессы до 56,1 % в 1935 г., а в 1936 г. процент украиноязычных журналов вновь увеличился — до 62 %. По решению ЦК КП(б)У от 10 мая 1937 г. республиканские украиноязычные журналы должны были составить 80 % от общего числа названий
[903].
Центральное партийное руководство обратило внимание на записку Мехлиса и 17 декабря 1937 г. постановило «осудить продолжающееся игнорирование русской печати на Украине» и «организовать руководящие газеты на русском языке»
[904]. 13 июня 1938 г. новый глава коммунистов Украины Н. С. Хрущев с гордостью докладывал XIV съезду КП(б)У: «Украинских газет у нас 885, русских — 304, молдавских — 8, еврейских — 7 и ряд других». Как заявил Никита Сергеевич, «когда на Украине по решению ЦК ВКП(б) вышла русская газета „Советская Украина“, ее приветствовало все население УССР. Моментально был заполнен подписчиками весь тираж и сейчас его не хватает»
[905].
* * *
В украинской историографии в качестве конечной даты украинизации называют 1938 г., когда вышло постановление об изучении русского языка во всех школах Украины. Однако следует признать, что официально украинизация не была отменена, а указанное постановление стало не конечной точкой украинизации вообще, а конечным пунктом корректировки коренизационного курса большевиков в довоенные годы. На протяжении 1930-х гг. сталинское руководство предпринимало немалые усилия для укрепления единства организованного по национальному принципу федеративного государства, и укрепление позиций русского языка в национальных республиках являлось выражением именно таких намерений. Тем не менее принципы украинизационной политики продолжали действовать и в коммуникативной сфере (украинский язык сохранял свои позиции в официальном общении, образовании, культуре), и особенно в кадровой политике (продолжалась протекционистская политика в отношении представителей «коренной национальности»). Кроме того, в 1939–1941 гг. принципы советской национальной политики были распространены на присоединенные к УССР земли: интегрирование западноукраинских областей в состав советской республики проходило на основе советизации и украинизации общественной и культурной жизни региона.
Заключение
Курс на коренизацию был провозглашен XII съездом РКП(б) в 1923 г. и составлял важнейшую часть национальной политики большевиков на протяжении почти двух десятилетий. Выработка концепции советской украинизации происходила на фоне ожесточенных дискуссий о роли национальной культуры в социалистическом строительстве. Большевистское руководство осуществляло свою политику в условиях двойственной социокультурной ситуации, обусловленной украинским обликом села и русским городом. Большевики должны были решить важный вопрос о соотношении русской и украинской культуры: как и в каком объеме должна поддерживаться украинская культура, главным носителем которой, как подчеркивали большевики, являлось крестьянство. Официальная поддержка украинского языка и культуры потребовала соответствующего осмысления и оценки перспектив развития русской культуры. Одним из примеров такого осмысления является теория «борьбы двух культур» второго секретаря ЦК КП(б)У Д. З. Лебедя, осужденная впоследствии XII съездом партии.
Подобные теории возникали не случайно: украинизация предусматривала обширные преобразования в социокультурной сфере. Речь шла не просто о переводе делопроизводства на украинский язык, но об изменении статуса украинского языка и о создании условий для овладения основной части населения Советской Украины письменным украинским языком, о введении украинского языка в систему образования и науку, о развитии украинского театрального, изобразительного искусства, литературы и пр. Кроме того, предполагалось создание преимуществ для украинцев при принятии на работу на ответственные посты в советские учреждения, привлечение украинцев в партию, увеличение численности украинцев среди студентов. Подобная программа находила как сторонников (особенно среди национально ориентированных коммунистов), так и противников. Среди последних находились и большевики, для которых еще свежи были воспоминания о борьбе с «национальным режимом» Петлюры, и русские слои населения, особенно интеллигенция, не желавшая изменять прежнему русскому культурному стандарту.
Поэтому объем проведения в жизнь политики украинизации во многом зависел от настроения республиканского руководства, его готовности к выполнению принятых XII съездом РКП(б) решений. Вначале украинизация проводилась неспешно: партийное руководство УССР в 1923–1924 гг. предпочитало осторожный подход и «естественный ход событий», а глава украинских коммунистов Э. И. Квиринг больше уделял внимания внутрипартийной борьбе в Москве, чем украинизации. Хотя все необходимые для проведения украинизации законодательные акты были приняты, но исполнение их оставляло желать лучшего. Ситуация стала меняться весной 1925 г., когда Л. М. Каганович был избран генеральным секретарем ЦК КП(б)У. На это обращал внимание И. В. Майстренко, при всей его нелюбви к Кагановичу. По словам украинского деятеля, Лазарь Моисеевич «часто проявлял политическую беспринципность, подчиняя идейные цели партии своим личным интересам и расчетам»
[906]. Майстренко признавал: хотя формально украинизация началась после XII съезда РКП(б), но фактически — только после устранения с поста первого секретаря ЦК КП(б)У Э. И. Квиринга и назначения на его место Кагановича. Как подчеркивал Майстренко, меры к усилению украинизации предпринимались и до Кагановича, однако назначенный на пост наркома просвещения А. Я. Шумский до устранения Квиринга не смог добиться сдвига: «Сдвиг должен был прийти из Москвы, и назначение Кагановича было именно признаком такого сдвига»
[907].
