Украинизация продолжилась в предусмотренном Кагановичем русле, причем достигла немалых успехов и в культурной, и в языковой, и в кадровой сфере. Сдвиги в тактике лавирования произошли уже после перевода Кагановича в Москву. Сначала на рубеже 1920–1930-х гг. был нанесен удар по старой украинской интеллигенции: именно против нее были направлены доведенные до суда дела «Союза освобождения Украины» и «Украинского национального центра». Затем, в 1932 г., после известного постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области» произошла корректировка курса на украинизацию. «Националистические элементы», проникшие в советские и партийные органы, в том числе и в результате неправильного проведения украинизации, были обвинены в срыве хлебозаготовок. Началась кампания по искоренению украинского национализма, направленная на «вычищение» потенциально опасных для советской власти элементов.
Борьба с националистическим уклоном отражала новые тенденции в политике сталинского руководства, пытавшегося при помощи централизации и унификации общественной жизни добиться стабильной интеграции советских республик. Именно в 1930-е гг. набирает популярность лозунг о культуре, национальной по форме, социалистической по содержанию. Подобный подход должен был свидетельствовать о культурном единстве Страны Советов, несмотря на существование на ее территории различных наций. Центральное большевистское руководство, понимая опасность появления центробежных процессов, всячески старалось подчеркивать общесоветский, социалистический характер культуры национальных республик, воздействуя на сознание населения посредством образовательной и культурной политики. Была проведена стандартизация и унификация школьного образования, повышались требования к обучению русскому языку в учебных заведениях, была проведена реорганизация творческих союзов, серьезные изменения произошли и в интерпретации исторических событий (например, Богдана Хмельницкого), пропагандировался лозунг дружбы народов. Впрочем, произошедшие изменения отнюдь не означали прекращения политики украинизации или прекращения выдвижения украинских кадров. Власть по-прежнему следила, чтобы украинцы выдвигались на руководящие посты, чтобы повышалась численность украинцев среди работников партийного и советского аппаратов, в культурных и научных учреждениях. Более того, анализируя преобразования в западноукраинских областях в 1939–1941 гг., нельзя говорить исключительно о «советизации». Фактически была проведена и украинизация общественной и культурной жизни региона.
Политика украинизации в целом была успешной в тех рамках, в которые заключило ее советское руководство. Она не вызвала массовых протестов среди населения, тем более таких, которые могли привести к радикальному изменению курса. При этом курс на украинизацию имел важные последствия: украинцы были признаны «коренной национальностью» в УССР. Символическим выражением процесса закрепления украинской идентичности стала замена термина «малоросс» термином «украинец» во всех официальных документах, партийной печати и т. п. Но одновременно советская политика предусматривала формирование «единой семьи братских народов» за счет внедрения в национальное сознание определенной системы ценностей, присущей советским людям — строителям социализма, и одновременно за счет устранения культурных образцов и традиций, считавшихся «пережитком», а также присущих «социально чуждым» элементам.
Проводимый большевиками курс существенно влиял на соотношение украинского и русского культурно-языкового пространства. В данном случае имеет значение «охранительная» сторона большевистской политики, протекционизм в отношении национальных языков и культуры. В этом плане было сделано немало, и положение украинского языка и культуры стало принципиально отличаться от его положения в Российской империи. Хотя следует признать: окончательно утвердиться в этой сфере украинскому языку не удалось, этому объективно мешали централизаторско-унификаторские тенденции, развернувшиеся в 1930-е гг., в том числе и в сфере культурного строительства, обусловленные, среди прочего, и мобилизационными потребностями государства в русском языке как языке межнационального общения.
Тем не менее результаты большевистской деятельности были достаточно впечатляющими: активно велась работа по кодификации литературных норм в области лексики и орфографии; была создана система обучения на украинском языке; интенсивно шел процесс становления украинской литературы и искусства. Но, кроме того, советская политика украинизации способствовала формированию новой украинской советской интеллигенции. Использование «старой» интеллигенции, в том числе и выходцев из Галиции, для большевиков носило вынужденный характер, поскольку, начав украинизацию, партийное руководство столкнулось с «кадровым голодом»: специалистов, знающих украинский язык, явно не хватало. Однако с течением времени большевикам удалось разрешить этот вопрос. Подготовке новых украинских кадров в вузах уделялось особое внимание, причем рост достигался путем жесткого административного регулирования состава абитуриентов: всем приемным комиссиям предлагалось «вести линию на увеличение процента украинцев».
Подготовка высокообразованных украинских советских кадров должна была решить и еще одну проблему, с которой столкнулись большевики. Как только окончательно утвердилась советская власть на местах, стало необходимым определить категорию лиц, осуществлявших управление обществом. Номенклатурный принцип отбора кадров с его жесткой регламентацией карьерного продвижения, последовательностью иерархических ступеней и т. п. сочетался с национальным: партийный и советский аппараты в республиках создавались не просто за счет рекрутирования в их состав выходцев из социально надежных групп — рабочих и крестьян, но за счет представителей «коренной национальности».
Национальный подход к подбору кадров привел к повышению процента украинцев в партийном и советском аппарате и открыл путь созданию украинской советской элиты, причем жесткая централизация, особенно усилившаяся в 1930-е гг., создавала условия для продвижения вверх и обуславливала вхождение «верхов» республиканской элиты в состав центральной союзной элиты. И ярким примером в этом отношении является фигура Л. И. Брежнева, считавшего возможным для лучшего карьерного роста записать себя в паспортной графе «национальность» как украинца. Однако когда в послевоенные годы перед ним стали открываться новые перспективы, в анкетной графе «национальность» в 1951 г. у Леонида Ильича появилась запись «русский». Именно Брежнев почти два десятилетия стоял во главе Советского Союза.
