— Можно я тебе приеду? Пожалуйста… Больше мне просто не к кому.
Повисает короткая пауза. Конечно, она может мне отказать. Луиза не обязана… Но, пожалуйста, пусть сейчас она этого не сделает… Потому что мне действительно больше не к кому.
— Что-то случилось? — голос сестры теряет свою пластмассовую невозмутимость, становясь живым и озабоченным.
Я закрываю рот рукой, но справиться с собой не могу. Снова плачу.
— Просто… Не могу сейчас быть одна.
— Конечно, — спешно раздается в динамике. — Приезжай.
19
Дорога до Одинцово по пробкам занимает полтора часа. За это время я успела дважды поплакать на заднем сидении такси, побороть в себе желание попросить водителя развернуться и к концу пути впала в состояние оглушенного транса.
На крыльцо дома отчима я ступаю как сомнамбула, параллельно задаваясь вопросом, о чем мне говорить с сестрой. Первая истерика миновала и фонтан эмоций иссяк. Плакать и изливать душу больше не хочется.
Все меняется, когда Луиза открывает дверь и настороженно всматривается в мое лицо. Стихшая буря вновь оживает, поднимается к горлу, давит на грудь, скручивает легкие. Тело стремительно слабеет, а из глаз вновь брызжут слезы. Даже удивительно, что их во мне до сих пор так много. Честное беспокойство в ее взгляде — то, к чему я оказалась не готова.
Всхлипнув, я переступаю порог. Опускаю голову, чтобы спрятать трясущиеся губы, скидываю обувь. Хочется повиснуть на ее шее, чтобы ощутить такое необходимое мне человеческое тепло. Но сейчас нельзя — я об этом прекрасно помню. Между нами все сложно.
— Пойдем в гостиную, — слышится голос Луизы. Он звучит немного растерянно. — Или можем на кухню. Хочешь чай?
— В гостиную, — глухо сиплю я в ответ и, поежившись, обнимаю себя руками. Смотреть на нее не могу, и заставить себя уйти — тоже. Луиза — семья, а я не могу быть одна.
— Ты иди, а я сейчас подойду. Чай все-таки сделаю.
Я забиваюсь в самый дальний угол дивана и промакиваю катящиеся слезы рукавом свитера. Пытаюсь заблокировать мучительную картину их поцелуя, но ей все равно удается продираться в сознание. Белое пальто, изящная кисть… Снова и снова. Надо как-то прекратить, а иначе меня попросту стошнит.
Луиза появляется в гостиной спустя пару минут. Выставляет на стол заварочник и разливает по чашкам жидкость янтарного цвета с выраженным мятным ароматом. Наверное, какой-то очередной полезный сбор, купленный для отчима.
— Выпей, — с нажимом произносит она, придвигая ко мне блюдце.
Я подношу напиток к губам и, так и не сделав глотка, возвращаю на стол. Мне не нужно успокаиваться. Я хочу выговориться… Невыносимо столько времени держать все в себе.
— Арсений… — проглотив немое всхлипывание, я фокусируюсь на надписи ее домашней толстовки. — Я увидела их с Инессой у входа в «Марио»… Думала, что смогу… Все ждала… Я в него влюбилась. Только поздно это поняла, и он сказал, что у нас ничего не будет…
— Ты любишь Арса? — выше подбородка Луизы я смотреть не осмеливаюсь, но по ее голосу становится ясно, что она ошарашена.
— Если это не любовь, тогда я не знаю что… Потому что… Раньше все было не так… А с ним… У нас все было по-настоящему. Ты наверное считаешь меня ужасной… — я лишь на долю секунды встречаюсь с ней глазами и снова быстро их опускаю. Не могу на нее смотреть, потому что не знаю, как оставаться честной без упоминания Дани. — Но я тогда так запуталась… Из-за всего. Ты ведь знаешь про Данила… Я так понимаю, все о нем знали… Я и боролась, хотела забыть. А потом Арсений…
Даже хорошо, что слезы продолжают катиться, помогая мне не видеть лица Луизы, и не стыдиться своих признаний. Мне нужно, чтобы хотя бы один человек меня понял.
— Арсений стал моим первым. Я сама к нему пришла, потому что хотела забыть Данила. А потом все как-то само собой… Он стал заезжать за мной на работу, мы ходили в рестораны и один раз я была у него дома. Но я боялась.. Ни в чем не была уверена… И наверное не всегда вела себя правильно. Часто злилась на него… Со мной он не чувствовал себя особенным, потому что… — я обрываюсь, потому что не знаю, как сказать то, что должна
— Из-за Данила, — натянуто заканчивает Луиза.
Мне остается только кивнуть.
— На поминках мамы я вспылила. Мне казалось, что вы все ее забыли… Данил поднялся, чтобы меня утешить… Не потому что… А потому что он хороший друг. У нас с ним никогда ничего не было, не думай… И в сердцах я сказала ему не то… — я умоляюще смотрю на Луизу, надеясь, что она мне поверит. — Это было недопонимание… Данил меня неправильно понял, поэтому в ваш разговор сказал, что дело во мне… А оно было совсем не во мне… — я обрываюсь, понимая, что ступаю на запретную территорию и после секундной запинки заканчиваю: — Я и Данил — лишь друзья. Просто тогда мы все очень запутались.
— Что ты ему сказала? — голос Луизы натянут и дрожит, лицо напряженное. Ей важно знать. Наверное, она как и я, ищет способ примириться с действительностью.
— Сказала, что если тянет к другому, то нужно уходить, — шепотом отвечаю я. Если в момент нашего с Данилом разговора мне казалось, что я говорю правильные вещи, то сейчас, глядя в побелевшее лицо сестры, вдруг ощущаю острую вину за сказанное. — Я совсем ничего такого не имела в виду… Я была расстроена, и сказала, не подумав.
Я выжидаю паузу. Мне кажется, что Луиза захочет что-то сказать. Возможно, накричать на меня или даже заплакать. Но ничего из этого она не делает и просто продолжает смотреть на меня.
— А потом я поехала к Арсению. Я была зла на него за то, что он не приехал меня поддержать. Не понимала, почему он хочет видеться со мной, но отказывается приехать на поминки моей мамы.
— Потому что он никогда не любил Людмилу, — тихо замечает Луиза.
— Да, — соглашаюсь я, с удивлением замечая, что этот факт меня больше так сильно не трогает. — Тогда я не могла с этим смириться. Мне казалось, что если он проявляет знаки внимания ко мне, то он должен… Разговор вышел ужасным, и я уехала домой. А утром приехал Данил… — подойдя к самой сложной части разговора, я поднимаю глаза на сестру. Она должна увидеть мое раскаяние. Я просто не могу ей врать. — Мы разговаривали, а потом… случился поцелуй. Он был первым, клянусь. Это был порыв, слабость… Я была расстроена из-за разговора с Арсением, и я ведь столько лет… Ты ведь знаешь… Арсений это увидел и сказал, что теперь мы порознь.
Воспоминания о том дне вновь накрывают меня, грудную клетку распирает от учащенных вздохом.
— А ты чего ожидала? — глухо спрашивает Луиза.
