– Это ты что творишь? Ты что тут устроил?!
Теперь она почти кричала ему в лицо:
– Я просто привела к себе друга, а ты… Ты…
– Этот мудак тебе не друг! – Сид с трудом удержался от того, чтобы хорошенько ее встряхнуть. – Ты вообще в своем уме? Ты знала, что он мне хочет предложить?
Яна зло сощурилась.
– А знаешь, может, это не такая уж плохая идея! Раз другую работу тебе никто не предлагает…
Сид на мгновение задохнулся.
– Хочешь, чтобы я жопу свою продавал? На камеру?
Яна с деланым безразличием пожала плечами.
– Ты как-то мне говорил, что любая работа хороша.
Он чуть не ударил ее. Ему стоило большого труда удержаться. Сид попятился и отвел глаза. А Яну уже несло. Она истерично расхохоталась.
– Что, Сид? А? Чем ты лучше меня или его? Слишком чист для этого дерьма?! А деньги-то не пахнут!
Сид презрительно фыркнул.
– Я не твой этот пидор обиженный.
Он заметил, что у него дрожат руки.
– Он уже давно этим не занимается! – бросила Яна. – А погоди-ка… С каких пор ты у нас такой правильный? Что, не любишь не таких, как все? Что ты имеешь против геев?!
Сид прикрыл глаза.
Перед глазами всплыла комната с тусклым ночником, батарея из пузырьков лекарств на тумбочке, костистое неподвижное тело, укрытое ватным одеялом. Он, Сид, дежурит у постели деда. А за стеной – словно другой мир. Там гремит музыка, но даже она не в силах заглушить женский смех и страстные стоны на два голоса.
Он вспомнил убогий завтрак на загаженной кухне. Он сидит, уткнувшись взглядом в тарелку с ноздреватой овсянкой, а через стол… Эти две, они увлеченно целуются, и мать даже не обращает внимания, что ее сын здесь.
Рот наполнился горечью. Нет, не может он это рассказать Яне. Только не так и не сейчас.
– Сид, скажи! – ее голос звучал зло и проникновенно, она подступила вплотную к нему.
Он молчал.
– Не молчи! – Яна снова толкнула его в грудь. – Посмотри на меня, сволочь!
Сид поднял отсутствующий взгляд. Яна ждала, пауза затягивалась.
– Я сидел. Там таких, как твой приятель, не жалуют, знаешь ли.
Яна попятилась. Она побледнела, ее глаза с расширенными зрачками так и впились в его лицо.
– Что?!
Сид беспомощно развел руками. Он не знал, что еще сказать.
У Яны вырвался вздох-всхлип, она прижала ладонь к губам. Сид с болью отметил страх в ее взгляде. Страх в глазах девочки, которую он уже давно привык считать своей.
– То есть как – сидел? – пролепетала Яна.
– Да ничего такого, – он нехотя отвернулся. – Статья 228, всего пару лет отсидел до УДО.
– К-какая статья? – Яна потрясла головой. – Ничего не понимаю…
Сид вздохнул и опустился на стул. Он потянул из пачки сигарету и заговорил бесцветным голосом.
Он рассказал ей все. Как весело светило апрельское солнышко в тот день восемь лет назад, как он деловито шел по городу, насвистывая и дивясь многообразию красок вокруг. Что был под кайфом, совершенно не в себе, и как весело помахивал чемоданчиком, полным запрещенных веществ.
И потом… Как его взяли менты и как не нашлось никого, кто взялся бы его выручить астрономической суммой до конца дня.
Облупленные стены СИЗО, адвокат, которого второпях нашла Лиза. Самый лучший по этим делам – так она сказала. Только и этот тип в костюме с иголочки не смог ему помочь.
Рассказал про зал суда, про скучный голос прокурора и дряблое лицо судьи, про то, как деревянно падали слова приговора. Про то, как у него тогда все оборвалось в груди, как внезапно пропали из головы все мысли. И потом про поезд-скотовозку, про этапирование в колонию…
Он все говорил и говорил и видел нарастающее отчуждение, жалость, презрение на лице Яны.
«Если ты что-то и мог исправить, то теперь уже поздно. Теперь ты окончательно сломал все».
Наконец Сид умолк и закурил. Его пальцы мелко дрожали, огонек сигареты описывал неровные круги. С минуту было тихо.
– И когда… – Яна поперхнулась, но все же заговорила, хрипло и словно издалека. – Когда ты мне вообще сказать хотел?
«Я вообще этого не собирался говорить».
Сид промолчал.
– А ведь ты обещал. Ты обещал: больше никаких секретов!
Яна подошла к окну и уставилась в сырую ночную мглу. Ее пальцы судорожно отбивали дробь по подоконнику.
– Я хотел… – голос плохо слушался Сида. – Прости…
Внезапно Яна резко обернулась. Ее глаза округлились:
– Боже! Тебя там на зоне… С тобой… Ты поэтому так не любишь таких, как… Ну, Владиз?
Это было уже слишком. Сид рывком встал, к лицу прилила кровь.
– Дура! Ты за кого меня держишь?! Это ты у нас шлюха, не я!
Его слова били наотмашь, не жалея. Но он не хотел останавливаться.
– Знаешь что?! Пошла ты! Проваливай следом за приятелем!
«Что ты несешь?! Остановись!»
Яна вскинула голову.
– А знаешь, и пойду!!! Ты прав!
Она бросилась мимо него к столу, затем к вешалке и к книжной полке. Она металась по комнате загнанным зверьком, сгребая в охапку свои вещи и швыряя их на постель. На Сида она больше не смотрела.
Он постоял на месте, слушая шум крови в ушах.
«Вот так вот просто? Сейчас она просто возьмет и уйдет? Бросит тебя?»
– Скатертью дорога! – рявкнул Сид.
Он круто развернулся и вышел в коридор. Как кстати, что он еще даже не разулся.
Второй раз за вечер хлопнула входная дверь. Сид кубарем скатился по лестнице. Прочь, прочь, дальше от этого безумия.
Сегодня он нажрется.
Сид не знал, сколько часов он бродил по мокрым вымершим улицам. Какими-то обрывками всплывали фрагменты той бесконечной ночи: вот он стоит, привалившись к кованой решетке, и смотрит на свет фонарей, которые рассеиваются, выплывают из тумана теплыми желтыми шарами.
А вот делится с бомжом предпоследней сигаретой, глоток водки из горла обжигает внутренности. Сид смеется и тянет бутылку бомжу: «Угощайся, брат!»
Потом, кажется, были сонные нахохлившиеся голуби у ларька с шавермой. Сид то ли пел им что-то, то ли рассказывал сказку.
Где-то вдали мелькнули менты – мимо них, тайком, дворами, и снова на улицу.
Сид выбегает на проезжую часть и бредет по двойной сплошной. Мимо проносится машина, она оскорбленно гудит, и Сид запускает ей вслед пустую бутылку.
