– Заткнись, стерва!
Он не помнил, сколько длилось это безумие. Когда небо начало светлеть, Сид побрел к дому. Он замерз и больше не чувствовал себя пьяным. Он только надеялся, что все уже закончилось. Сейчас он вернется домой, и там будет пусто. Ведь наверняка Яна уже собрала вещи и уехала в ночь на каком-нибудь безликом такси. Может быть, даже на том, вслед которому Сид швырнул бутылку.
Когда он вошел в квартиру, там было тихо, везде горел свет. Сид толкнул дверь в комнату – и замер, затаив дыхание.
Яна не уехала. Она сидела на полу в груде раскиданных вещей, какая-то очень маленькая и сгорбившаяся.
Прошла секунда, другая. Яна медленно повернула к Сиду заплаканное лицо.
– Я так не могу. Я люблю тебя.
Ее голос звучал хрипло и жалко. Совсем больной голос.
Сид почувствовал, как расслабляются закаменевшие плечи. Он шагнул к Яне, опустился на пол рядом и молча обнял ее. Она тут же уткнулась носом в грубую мокрую кожу его косухи.
– Прости меня! – тихонько всхлипнула она.
Сид испустил облегченный вздох.
– Ну что ты, бэби. Это ты меня прости.
Яна не выдержала – разревелась безудержно, навзрыд, прижимаясь к нему все сильнее и сильнее. Она пыталась что-то говорить, но Сид не мог разобрать ни слова.
Да это было и неважно. Он принялся тихонько укачивать Яну в объятиях, осторожно гладил ее теплые золотые волосы. Нашептывал ей тихонько всякую чушь – про то, как все будет хорошо, что скоро весна. Что они всегда будут вместе и что скоро, как договаривались, поедут на Озеро. Он ведь обещал, она разве забыла?
Яна слушала молча, только кивала время от времени и горячо, неровно дышала ему в грудь.
В то утро Сид любил Яну как никогда прежде – ни под наркотиками, ни без них. Он взял ее прямо на полу, среди скомканной одежды, стопок книг, на жестких досках. Ему никак не удавалось поймать ритм, они двигались судорожно, неловко, как в бреду.
Он любил ее так, словно потерял навсегда, и вот теперь нашел. Хотя так ведь и было. Сид ни на минуту не разжимал руки, в которой держал Янину ладошку.
Она так и не перестала плакать. Слезы все текли и текли по щекам, но она их словно не замечала. Она смотрела в такие родные золотые полубезумные глаза и проваливалась в какое-то безвременье, в пропасть.
Где-то
Вдох-выдох, чувство реальности растворяется, отступает на задний план.
Она стоит на обочине, косое вечернее солнце заставляет щуриться, дорожная пыль щекочет нос. В золотом небе тихо гаснет летний вечер, но это не беда. Не беда, ночи нынче короткие и теплые.
Сегодня нам жечь костер допоздна, ставить палатку в придорожных зарослях, смеяться как детям. А завтра снова на трассу, правда, приятель?
– Смотри, Сид, это все наше! Это мы!
Из-за плеча доносится хриплый ласковый смех вперемешку с сигаретным дымом. Этот дым пахнет слаще всего, им хочется дышать взахлеб, навзрыд.
Мимо с грохотом проносится фура. Она ревет, злобно гудит: «А ну прочь, к обочине!» Да и плевать, что мимо. Просто наша машина еще не подоспела. Нам торопиться некуда.
Она разводит руки в стороны, силится обнять весь мир, пропустить его через себя.
– Ну как тебе наш escape-план, бэби?
До Озера совсем близко – пять или шесть таких вот дней, полных счастья.
Глава 6
К барьеру
Яна
Яна выпрыгнула из автобуса и на секунду замерла, ошалев от нахлынувших ощущений. На пыльную землю ложились длинные тени, закатное солнце окрашивало старые дома поселка в персиковый с золотом, с востока тянул холодный ветер. Ветер пах водой, степными травами и тайной. Это был ветер с Озера.
– Не отставай, бэби!
Родной, смеющийся голос с ласковой хрипотцой и привычными нотками безумия. Яна зажмурилась. Разве бывает так много счастья разом?
Она легко закинула на спину рюкзак. Месяц назад они вышли на трассу, и тогда рюкзак казался неподъемным. Теперь Яна с ним словно сроднилась. Так много всего изменилось за один месяц. Теперь она стала сильной, свободной и счастливой.
Надо было спешить. Тряхнув головой, Яна ускорила шаг, чтобы догнать Сида. На каждом шагу из-под его кедов взвивались облачка пыли, они застывали сияющими столбами в лучах вечернего солнца.
Через десять минут, а может и меньше, отходит последний паром. Паром по их Озеру.
Где-то впереди, в закате, ждет остров, занесенный песком. Там, на верхушке дюны, их лагерь на пляже. А Озеро – вот оно, подойди и возьми: шагах в двадцати, не больше. Ледяные зеленоватые волны, на горизонте широкими мазками маячат сказочные горы.
Ветер и солнце вычистили добела сосну и камни очага в лагере. Здесь холодно и пустынно, кругом ни единой живой души. Только в таких местах ты еще можешь услышать себя. Сиротливо покачиваются на ветру веревочные качели, а маленькое святилище добрых духов совсем заброшено.
Скоро они будут стоять на деревянной палубе древнего парома, смотреть, как нос рассекает стеклянно-гладкую воду. За спиной тают в сумерках пожелтевшие травянистые берега, а Озеро приветствует их холодом и криками чаек.
Вечером, уже в темноте, они разожгут костер в их лагере, положат на плоский камень святилища сигарету и, может быть, немного гашиша – подношение! – и сядут к очагу. Они проведут всю ночь прямо там, на песке, отделенные от всего мира и вместе с тем слитые с ним в странном, метафизическом родстве.
Сид оглянулся и протянул Яне руку:
– Давай, бэби! Корабль не ждет.
Звонок телефона рывком вышибает Яну из сна, она ошалело таращится в потолок. Уже темно, значит, она проспала весь день после смены. Звонок не умолкает.
– Сид? – слова вырываются неохотно и хрипло. – Алло?
– Бэби, не разбудил? – радостный голос Сида пробивался сквозь уличный шум. – Значит, слушай, как мы поступим.
– Разбудил, – Яна потрясла головой. – Как поступим?
– Ты езжай в Дом культуры на улице Гашека. Это писатель такой был, анархист… – Сид снисходительно хмыкнул. – Да ты все равно не читала.
– Читала.
Яна моргнула в темноте, пытаясь понять, что происходит. Голос Сида звучал отрывисто, как при быстрой ходьбе.
– Так вот, иди в ДК. И будет там… Женщина с кудрявой головой, – он на пару секунд умолк, словно задумался. – Я надеюсь, что она там будет. И звать ее будут… Любовь.
У Яны засосало под ложечкой. Ее накрыла уверенность: что-то случилось, что-то очень плохое.
– Ты где? Тебя забрать откуда-то?
– Так вот, ты ее спроси, она скажет, – голос Сида ликующе взвился, – что я на шпагате сидел, когда тебя еще и в проекте не было!
