А потом пришло лето, и он завел знакомства среди уличных музыкантов. Изредка подрабатывал, танцуя с огнем под их разбитые гитары и пластиковые тамтамы. Но чаще просто развлекался: крутил огонь бесплатно, позволял угощать себя пойлом из черных пакетов, смешил их девчонок и бездумно убивал ночь за ночью – лишь бы не оставаться в тишине пустой квартиры.
В ту июньскую ночь у них была Миссия: собирали денег на билет Василию.
Василий был алкоголик и талантливый художник из Кемерово. Он приехал в Питер лет десять назад учиться в Академии художеств. Однако скоро выяснилось, что мастера не в силах вынести его таланта (их буквально вгоняла в ступор Васина мазня: коричневые коммунальные кухни, свинцовые дворы-колодцы и подъезды в бутылочно-зеленом цвете). А все прочие премудрости художника он уже знал и так: как пить водку на пустой желудок, ругать известных коллег и как работать грузчиком, пока не продаются картины.
С образованием было покончено, Василий ушел в свободное плавание. Вскоре он сошелся с Ксенией, натурщицей из Краснодара. Они счастливо прожили вместе несколько лет, у них появился сын Арсений.
А потом жена молча бросила Василия, не дождавшись из очередного запоя и как-то разом сменив замки на их съемной квартире. Это стало последней каплей. Василий затосковал и потянулся домой – в родную деревню под Читой.
Васю любили все. Помогать решили всем миром: расшибиться в лепешку, но собрать за вечер на заветный плацкартный квиток.
Теперь пьяненький Василий сидел на гранитном парапете, пристроив рядом тощую сумку с пожитками, а его друзья рвали струны и открывали душу прохожим. Чехол от гитары, лежавший на гравии, потихоньку заполнялся мелочью.
После полуночи подвалил Сид, и дело пошло веселей. Музыка гремела, люди начали подтягиваться на огненное шоу.
Сид как раз закрутил свою коронную фигуру, когда из толпы хлестнул задорный голос:
– Подумаешь, я лучше смогу!
Он сбился с шага, цепь факела едва не намоталась на запястье. Говорила миниатюрная огненно-рыжая девчонка, слишком легко одетая для дождливой ночи.
– Сомневаюсь, бэби, – Сид хохотнул. – Кишка тонка с огнем танцевать!
Он давно привык превращать любое общение со зрителями в часть шоу. Из толпы за спиной девушки раздались смешки и улюлюканье.
– Кишка тонка, говоришь? – рыжеволосая фыркнула. – А ну, дай сюда!
Она стремительно шагнула к Сиду и выхватила из его оторопелых рук факела. Застыла на секунду, притопывая ногой и вслушиваясь в музыку. А потом с первого раза легко закрутила трехбитную восьмерку – трюк, который сам Сид разучивал полторы недели. Она не просто справлялась с поями, она действительно танцевала, чуть ли не лучше, чем Сид.
Толпа зрителей взвыла от восторга, за спиной девушки ожили музыканты. Девчонка продолжала плясать, а в чехол от гитары так и посыпались монеты и даже смятые купюры.
Сид наблюдал за огненными шарами, которые решили сегодня зажить собственной жизнью и сменить хозяина. Но он не чувствовал себя обделенным. Кажется, этой ночью он нашел кое-что интереснее, чем бездушные куски кевлара.
Девушка закончила свой танец и с шутовским поклоном вернула Сиду пои.
– Где ты училась крутить огонь?
– Нигде, – ее губы раздвинулись в широкой улыбке. – Это же так, баловство. Мы, цирковые, с пеленок любой трюк повторить умеем.
Сид усмехнулся и потянул из-за уха сигарету.
– У меня с собой запасные факела есть. Зажжем на пару, бэби?
Она провела на набережной с музыкантами всю ночь, но не взяла ни копейки из гитарного чехла. Утром, когда открылось метро, обрадованный Василий поковылял на Московский вокзал, а Ника ушла с Сидом – ей захотелось взглянуть на палатку, поставленную прямо посреди комнаты с белыми стенами.
– Твою мать, ну сколько можно тупить?!
Хриплый окрик заставил его вздрогнуть.
Собравшиеся поглазеть на трюк члены труппы растворились за форгангом, словно их и не было. Ника смотрела на Сида с высоты, зло сузив глаза.
– Я же говорила: вниз сразу после шестого кача! Неужели так сложно запомнить?!
Она даже не старалась быть вежливой. Сид огрызнулся:
– А я ебу, где у тебя там шестой кач?!
Наверное, ему не стоило произносить это так громко. Сид спиной почувствовал удивленно-настороженный взгляд. Он резко обернулся.
На него молча смотрел неприметный тщедушный мужичонка, одетый как униформист.
Сид окинул его взглядом: бородавка под правым глазом, жидкие седоватые усы, узкие плечи… И как у него вообще сил хватает кого-то страховать?
Встретившись с Сидом глазами, старый униформист лишь укоризненно покачал головой.
Сид дернул плечом и примирительно махнул Нике рукой:
– После шестого кача, я понял! Извини!
Они репетировали два с половиной часа – до тех пор, пока на них не начала подозрительно коситься вся труппа.
В конце концов на манеж вышла тоненькая, ярко накрашенная брюнетка с осиной талией. У ее ног скакали, повизгивая, два пуделя.
Брюнетка сложила руки рупором и крикнула Нике:
– Ты скоро? Уже двадцать минут как мое время репетиции!
Сид ощутил себя уязвленным. На него дрессировщица даже не взглянула.
Ника вздохнула и небрежно окликнула Сида:
– Спускай меня, закругляемся!
По пути к гримерке она похлопала его по плечу.
– Отлично проработали номер. Ты все запомнил.
Сид кивнул в ответ, хотя вовсе не испытывал такой же уверенности. Но Ника и слушать не хотела никаких возражений.
Они шагали обратно к метро уже в сумерках, и Ника ежилась под необъятным шарфом на ледяном ветру. Сид украдкой взглянул на нее и ощутил, как в груди шевельнулась нежность: надо же, такая маленькая и хрупкая! И сколько же в ней силы и храбрости.
– Ну как тебе? – деловито спросила Ника.
Сид встрепенулся. Его распирало от эмоций, он только не знал, с чего начать.
Душу переполняли восторг и кураж. Казалось, в легких все еще остался воздух цирка: запах конюшни, пыли и сладкой ваты. Перед глазами встал ярко-красный барьер манежа: тринадцать метров в диаметре, не больше и не меньше, ровно по ходу лошади. И Сид, в нужный момент выбегающий на центр манежа, прикованные к нему тысячи пар глаз…
И, конечно, огненноволосая фигурка на качелях под куполом.
Он небрежно улыбнулся:
– Спасибо, что пригласила меня работать. Цирк – это прямо мое. Я это чувствую.
– Даже так? Рада слышать.
Ника покосилась на него и хмыкнула со странной смесью самодовольства и насмешки. В ее глазах промелькнуло какое-то чувство, которое Сид так и не понял.
