…Тесная комната со скошенной крышей, по углам громоздятся кофры, прямо на стенах висят диковинные костюмы. Они сверкают стразами и кружевом, так и манят прикоснуться.
Необъятная тахта с грудой подушек, низенький несуразный стол, заваленный скомканными бумажками, переполненными пепельницами и коробочками с остатками китайской еды. Пол грязный, лампочка под потолком давно перегорела, светит только торшер в углу.
Ника никогда не любила убираться. Так почему же в этой крошечной пыльной мансарде так уютно – уютнее, чем в любом другом месте? Почему так щемит сердце, когда топчешься на пороге?
– Чего ты там застрял? – Ника весело машет рукой. – Поставь лучше чайник!
Слабый голосок совести покорно умолкает. Сид радостно шагает внутрь. В конце концов, на метро он все равно опоздал. Уже в который раз…
Грудь тронуло робкое предчувствие: «Останься здесь! Так надо!»
Сид с горечью мотнул головой. К черту! Прочь, прочь и отсюда тоже! Нигде ему нет места. Кажется, эта ночь никогда не закончится.
Стены двора-колодца давили, как могильные плиты. На улице, среди людей и несущихся мимо автомобилей, станет легче.
Вернулось милосердное опьянение, оно сердобольно притупило бунтующие чувства. Сид понуро развернулся и побрел прочь.
На тонком слое нетронутого снега осталась одинокая цепочка петляющих черных следов.
В следующий раз Сид вынырнул в реальность под натиском сбивающего с ног шквала ледяного ветра.
Он стоит на мосту. Торжественные ванты косо поднимаются к стражам-опорам, влажно поблескивают в свете фонарей. Нева в этом году снова стоит высоко: кажется, черная вода плещется под самым брюхом моста. Ночные огни пляшут на ледяных волнах, рассыпаются нарядными искрами. Или это просто плывет в глазах – не понять…
Так холодно, сырой ветер пробирает до костей. И почему только глупая вода не замерзает?
Сид потянул из-за пазухи бутылку дешевого коньяка. Выпивки оставалось на самом донышке. Он залпом влил в себя маслянистую жидкость, поежился от тепла, обжегшего пищевод.
Размахнувшись, Сид запустил бутылку в воду. Она скрылась в тяжелых волнах с еле различимым плеском. Мелькнула шальная мысль: «Эх, забыл вложить свернутое трубочкой письмо счастья…»
Сид невесело усмехнулся.
– И что бы ты написал, бесполезный придурок? Как спустить жизнь под откос?
Истерический смех вырвался наружу невнятным карканьем, в легкие хлынул ледяной воздух.
А может, ну его ко всем чертям? Сегодня Сид настолько пьян, что, даже если не угробится от удара о воду, все равно не доберется до берега. Он был в этом вполне уверен.
Повинуясь внезапному порыву, он влез на перила, кое-как ухватился за трос ванта и зачарованно уставился вниз. А вдруг это и есть самое простое решение вопроса? Никто ведь даже не узнает, куда делся беспечный Питер Пэн, веселый гуляка Сид. И уход из цирка вышел бы вдвойне эффектным…
Впервые за вечер Сид открыто и искренне улыбался.
– Может, это и есть твой escape-план, приятель. Раз уж по-другому не выходит…
Он качнулся вперед, проверяя решение на прочность. Порядок: он достаточно пьян. Сегодня ему не помешает чепуха, которую люди зовут инстинктом самосохранения.
Сид счастливо расхохотался и отпустил руку, балансируя на скользких перилах.
И тут что-то пошло не так.
Боковое зрение ухватило движение, которого не должно было здесь быть. По мосту со всех ног неслась смешная тощая фигурка. Растопыренные руки-палки, джинсовая куртка не по погоде, мокрые волосы…
Неужели еще одна отчаявшаяся душа вроде него?
Сид пьяно захихикал, но тут же подавился смешком. Потому что не узнать фигурку было невозможно.
Он невнятно выругался.
– Бэби… Ты всегда не вовремя. Такую легенду поломала! На пять минут бы позже!..
Сид мельком покосился на воду. А может, есть еще время?
Яна
Яна бежала вперед, низко наклонив голову навстречу шквалам пронзительного ветра.
«По-дож-ди! По-дож-ди! Сид!» – ботинки отбивали бешеный темп, втаптывали жалкие ошметки снега в черный асфальт. Мимо мелькали, будто отмеряя секунды, обледенелые ванты моста. Сердце заходилось в бешеном ритме – быстрее, чем ее бег, быстрее, чем это возможно.
Яна не глядела под ноги. Она боялась оторвать глаза от черного силуэта, что томительно-нелепо раскачивался на узких перилах. Казалось, следующий порыв ветра обязательно одержит победу, швырнет его вниз. Безразличные волны сомкнутся над ним без плеска. Еще секунда – и все потеряет смысл.
Бешеным усилием Яна ускорила бег, замахала на ходу руками. Ей отчаянно хотелось закричать, не щадя голоса, швырнуть рвущиеся наружу слова наперекор свирепому ветру.
Но она не проронила ни звука. Дело было даже не в сбитом дыхании, просто откуда-то пришла уверенность: «Крикнешь – и он прыгнет». Яна в этом не сомневалась.
Вот сейчас она подбежит к нему, обхватит острые колени, торчащие из драных джинсов, поймает горячую ладонь. Схватить покрепче, повалить на мокрый асфальт, оттащить прочь от перил – а потом будь что будет! Пусть кричит на нее, проклинает последними словами, пусть даже ударит. Все это будет уже неважно. Она успеет – вот что главное.
За десять шагов Яна остановилась как вкопанная, словно с размаху налетела на невидимую стену.
«Ни шагу вперед!» – шепнул холодный голос в голове.
Сид балансировал на перилах, небрежно придерживаясь кончиками пальцев за трос ванта над головой. Он очень сильно шатался: сильнее, чем от любого штормового ветра. Было вообще непонятно, как он держится, почему гладкие подошвы кедов не соскальзывают с мокрой стали перил.
Яна упреждающе выбросила вперед руку. Конечно, это было бесполезно, их разделяло не меньше пяти метров.
– Бэби?! Салют!
Хмельной голос прозвучал непристойно громко и весело, он без труда перекрыл шум ветра.
Сид скалился в широкой ухмылке, изо рта клубами валил пар. Он небрежно кивнул Яне, их взгляды встретились – и она задохнулась от ужаса.
Она уже видела похожий взгляд. Далеким летом, в самолете над сладко пахнущим полем, за секунду до прыжка в пустоту.
Тогда в нем плескалось абсолютное безумие. Не кураж, не отвага спятившего адреналинщика и даже не минутный бездумный порыв. То было абсолютное, всепоглощающее безумие, сидящее где-то в глубине и вот теперь рвущееся наружу со дна точек-зрачков. Паника, пережитая полгода назад (а кажется, что вечность!), надежно загнанная в дальние закоулки памяти, взметнулась жалким отголоском… И тут же замерла.
Потому что все это не шло ни в какое сравнение с тем, что Яна увидела сейчас.
Потому что теперь это не было взглядом безумца. Живой человек вообще не мог смотреть так. Желтый огонь, рвущийся из-под застывшей маски сломанной куклы, – сегодня ночью Сид выпустил наружу всех своих демонов.
