– Надеюсь, не угнал?
– Надейся. Где девчонка?
– У прокурорского следователя, где же еще? Пока тебя невесть где носило, он с меня ее натурально вытряс. Извини, но вот Сергей свидетель, я уже ничего не мог сделать. Он её сейчас начал допрашивать в кабинете начальника уголовного розыска.
– Веди меня туда.
– Саша, скандал будет. Следователь сказал, чтобы ты и близко к кабинету не подходил.
– Веди меня к нему. Остальное – мое дело. Кстати, как его зовут-величают?
– Скорняков Виктор Ростиславович, разве ты не помнишь?
– Было бы чье имя помнить, а то городиловского холуя. Много чести ему будет.
– Мы пришли.
В достаточно просторном кабинете на месте начальника восседал уже знакомый мне следователь. За приставным столом для совещаний расположились так долго искомая девчонка и незнакомый мне мужчина в штатской одежде. При моем появлении следователь откровенно и демонстративно поморщился.
– Денис Юрьевич, я, кажется, вам говорил, чтобы мне не мешали допрашивать важного свидетеля?
– Уважаемый Виктор Ростиславович, допрос придется временно прервать, – сказал я.
– Это еще почему? – нахмурился следователь.
– Гражданка Максимова Мария Александровна является, во-первых, очень специфическим свидетелем по делу. Во-вторых, сейчас ночное время, и допрашивать свидетеля без особо острой необходимости запрещено законом. В-третьих, при ее допросе необходимо присутствие адвоката и педагога.
– Вы где такой ерунды нахватались? Когда хочу, тогда ее и допрашиваю.
– Ваши поспешные действия могут сказаться на законности показаний свидетеля.
– Послушайте, как вас там, перестаньте нести чушь! Какой адвокат, какой педагог?
– Уважаемый Виктор Ростиславович, адвокат ей нужен, чтобы потом никто не смог обвинить нас и вас в фальсификации показаний. Даже если она будет говорить всю правду, то многие подумают, что это откровенная клевета на государственного деятеля.
– А педагог-то ей зачем? Ей уже исполнилось шестнадцать лет! Она уже может и без педагога давать показания.
– Педагог подтвердит, что она дает отчет тому, что говорит, и не приукрашивает и не фантазирует. Она ведь еще ребенок, и где гарантия, что в своих показаниях она не выдаст действительное за желаемое? Или наоборот?
– И где же я, – он криво ухмыльнулся, – сейчас, ночью, найду ей адвоката и педагога?
– Не знаю. Поэтому и предлагаю отложить допрос до утра.
– Вот что я вам скажу. Я буду допрашивать ее так, как считаю нужным. А вам рекомендую по-хорошему выйти вон.
Был этот следователь лет на десять младше меня. И был он, насколько я знал, человеком угодливым с начальством и хамом со всеми, кого считал ниже себя по положению в обществе. В отношении меня он зря так считал.
– Виктор Ростиславович, я настоятельно рекомендую вам отложить допрос.
Щукин у дверей молчал, рассматривая носки ботинок. Незнакомец в штатском повернулся ко мне, желая что-то сказать. И тут следователь взревел:
– Пошел вон, понял! И если…
Он набрал воздуха, чтобы продолжить хулу, но я успел сказать:
– Уважаемый Виктор Ростиславович, если я сейчас выйду из этого кабинета, то только для того, чтобы по каналам зашифрованной высокочастотной связи связаться с представителями аппарата министра внутренних дел Российской Федерации. Я имею полномочия в случаях, угрожающих расследованию порученного мне министром убийства, будить для доклада его личных помощников. И поверьте, я смогу их убедить, что ваши действия скажутся пагубно на ходе следствия. Дальше продолжать? Так вот, утром наш министр лично созвонится с генеральным прокурором России и объяснит ему, что некий следователь новосибирской областной прокуратуры специально допрашивает несовершеннолетнего свидетеля ночью, без адвоката и педагога, только для того, чтобы показания свидетеля прекратили иметь процессуальную значимость. Цель этого следователя совершенно ясна – «развалить» уголовное дело и дать уйти убийце известного политического деятеля безнаказанным. Генеральный прокурор поверит кому? Вам, Городилову, прокурору области? Или многоуважаемому министру внутренних дел? Который вообще-то выходец из ФСБ. Еще напомнить, кто из работавших в ФСБ сейчас находится у руководства государством?
Они все молча смотрели на меня. Девчонка испуганно сжалась. Я продолжил:
– Вам, «уважаемый» Виктор Ростиславович, подсказать, какие для вас лично будут последствия моего звонка?
– Да, да, – следователь поднялся, стал суетливо складывать бумаги. – Я думаю, вы правы, допрос стоит отложить. Пойдемте, Валерий Семенович?
Штатский, до сего момента не проронивший ни слова, прошел к шкафу, достал легкое пальто, оделся и обратился ко мне:
– Это по вашему приказу за свидетелями вертолеты летают?
– По моему.
– Прошу у вас персонально прощения за некорректное поведение моего коллеги. У него был трудный день и, как видно, сдали нервы. К тому же он еще молод и не сразу же понял, что в ваших словах очень разумное замечание насчет времени допроса. И про участие в допросе адвоката вы сделали совершенно правильное замечание. Еще раз прошу прощения.
В добрых, как у дедушки Ленина, глазах незнакомца просвечивались полоски перекрестья прицела снайперской винтовки. Даст бог ему возможность, в меня он не промажет. Сегодняшнего унижения не простит.
Он пожал мне руку и вышел. Следователь, как побитая собака, поплелся следом.
Поле боя осталось за мной.
– Кто это был? – спросил я Щукина.
– Начальник следственного управления областной прокуратуры. Решил лично присутствовать при допросе Максимовой. А тут ты его…
В этот момент из коридора, в котором ночью было пусто и гулко, раздался яростный рев:
– Потому что ты идиот, твою мать! Ему, этому Клементьеву, все похрену, понял, дебил? Болт он забил на тебя и на твоего Городилова! Он вертолет гоняет куда хочет! Ты что, об этом не знал? Ты думаешь, он министру не сможет позвонить? И мне из-за тебя, мудака, под монастырь идти? Это ты, щенок, пойдешь!
Они спустились по лестнице, и вопли стали стихать.
– Как точно и емко дал характеристику своему коллеге начальник следствия! Еще бы отстранил его от этого дела, и было бы совсем хорошо. А то мне рожа этого Виктора Ростиславовича уже опаскудила.
– Александр Геннадьевич, – вышел из оцепенения Щукин, – и после этого ты хочешь сказать, что ты простой опер?
– Ну, не совсем простой, но опер.
– Мне бы так, министру звонить!
– Подсказать телефончик? Он сейчас, наверное, как раз спать лег. Но тебя будет рад услышать.
– Ага, так обрадуется, что я наутро получу полосатую палку и направление до пенсии регулировать движение на самый загруженный перекресток в Новосибирске. Что-то мне туда не очень охота.
