– Он как ее личный фотограф, – сказал вполголоса Сергей, – даже на море ее фотографировал. Он с ней на море был или где-то достал ее фотографию? – Сергей показал на занимающий пространство от пола до потолка плакат. На нем Наталья была в полный рост, в купальнике, на фоне моря, пальм и яхты под парусом.
– Сергей, – так же вполголоса ответил я, – у Натальи грудь на размер меньше. И потом, у нее необычайно короткие мизинцы на руках. У нее вот так, – я показал как, – мизинец достает только до половины безымянного пальца, а тут ничего подобного. Это добротнейший монтаж.
– Ну, про мизинец кто бы знал! – Он начал гнуть собственные пальцы, подгоняя под указанные мной размеры.
– Вот тут он и лежал, – Щукин указал на противоположную часть комнаты, где из мебели был только платяной шкаф. – Судя по всему, он был не один. С кем-то выпил по рюмке коньяка, покурил, пошел с кухни в комнату и рухнул замертво. А гость его, убедившись, что Киселев мертв, преспокойно ушел, закрыв за собой дверь ключами покойного. К ней пока претензий нет.
– К «ней»? Его гостем была женщина?
– Посмотри на чашку из-под кофе, на ней следы помады. В пепельнице окурки дамских сигарет с четким отпечатком губ в помаде. Он выпивал с женщиной. Интересно, конечно, в рабочее время приехать, выпить с дамой рюмку-другую коньяка. Или у них теперь, при новом директоре, можно?
– Спроси у господина Петрова. Он специалист по пьянству на рабочем месте. Женщина у нас странная: хладнокровно покидает внезапно скончавшегося хозяина, даже не пытается оказать ему медицинскую помощь. А окурки за собой убрать забывает. Кружечку за собой протереть тоже минутное дело.
– А чего ей бояться, если он сам помер? Того, что ушла, бросив труп, и никому ничего не сказала? За это не судят. К тому же наверняка скажет, была в шоке и не помнит, как вышла из квартиры. Если сама не догадается, так любой адвокат научит.
– Он точно сам помер?
– Завтра, после вскрытия, станет известно. Пока процентов девяносто, что это смерть по естественным причинам. Могу высказать предположение, что в местном отделе милиции откажут в возбуждении уголовного дела. Я бы тоже отказал.
– Где были патроны?
– В ящике стола.
– А альбом?
– На столе. Хочешь посмотреть? Вот он, его еще следователь не успел упаковать.
– А следователь у нас кто, Мальцев?
– Он только руководит. Протокол осмотра составлял какой-то молодой. Кстати, оба вышли куда-то. Наверное, покурить.
На одной из фотографий, на лесной опушке, у туши убитого лося стояли трое мужчин. Двое из них, Киселев и мужчина лет шестидесяти, в камуфляже, держали карабины: мужчина – на плече, Киселев – двумя руками перед собой. Третий стоял, засунув большие пальцы рук за широкий поясной ремень. Он был самым старшим в этой компании.
– Кто эти люди? – спросил я Щукина.
– Его мать сказала, что вот этот, посредине, его отец. Вот этот, сбоку, друг отца. Оба померли в том году. А что?
– Неплохо бы найти карабины с фотографии. Кто четвертый? Тот, кто фотографировал?
– Александр Геннадьевич, у вас просто какой-то нюх, – неожиданно в квартире появился следователь Мальцев. – Я, честно говоря, про четвертого и не подумал. Считаете, что этот четвертый знает, где эти «охотники» хранили оружие? Это мысль. У них могло быть общее место, какой-нибудь гараж или что-то в этом роде. Ни у одного из этих троих официального разрешения на огнестрельное оружие нет. Скорее всего, эти карабины они имели незаконно, для браконьерства.
– Где мать покойного?
– У соседки, чаем отпаивается. Я сказал ей, чтобы до конца осмотра никуда не уходила, – ответил за него Щукин. – Позвать ее?
Приглашенная Клавдия Киселева, находившаяся в прострации, отвечала односложно и натянуто. По ее мнению, фотографировать должен был некий Петр Кухарчук, друг ее покойного мужа. На охоту они всегда ездили вчетвером. Еще она поведала, что в лесу у этой компании был охотничий домик. Где именно он был, она не знала и никогда там не была.
Щукин тут же, из квартиры, позвонил в адресное бюро и узнал, где живет Кухарчук.
– Поедем к нему? – спросил Денис Юрьевич не то меня, не то следователя.
– Поезжайте, может быть, что и узнаете. Я в прокуратуру. Юра, вы закончили? – обратился Мальцев к парню за компьютерами.
– Да, Евгений Михайлович. Я всё перекачал на внешний диск. Думаю, нет необходимости снимать с этих компьютеров жесткие диски. Пускай так остаются. Квартиру будут опечатывать?
Квартиры, где произошло убийство, опечатывают только в кино, но парень этого не знал. К тому же здесь смерть по естественным причинам и присутствовала мать покойного, так что никакого смысла опечатывать нет. Но Мальцев, к моему удивлению, сказал:
– До завтра квартиру, конечно же, опечатаем. Если завтра подтвердится, что гражданин Киселев помер по естественным причинам, то ключи передадим родственникам. Денис Юрьевич, сохранность квартиры на вас.
Щукин скорчил гримасу, которая как бы говорила: «А как ты себе представляешь опечатать квартиру? Бумажку с печатью на косяк наклеить и милиционера около нее выставить? Где взять милиционера? А если подростки из озорства сорвут бумажку? А они обязательно сорвут, чтобы посмотреть, что дальше будет. Может быть, в тридцатые годы, во времена всесильного НКВД, печать на дверях была весомым аргументом и тронуть ее никто бы не посмел, то сейчас времена другие». Вместо этого он сказал:
– Евгений Михайлович, естественно, мы примем все меры к сохранности места происшествия. Следователь закончил? Нам можно закругляться?
– Андрей, – обратился Мальцев к кому-то в коридоре, – у тебя все?
– Осталось протокол подписать. Денис Юрьевич, вы на осмотре с самого начала, я вас вписал как присутствующего. Идемте, подпишите протокол осмотра. Понятые здесь? Пускай подходят по одному. С места происшествия изъято: чашка кофейная со следами помады, шесть окурков сигарет двух наименований, восемь патронов калибра 7,62 миллиметра в картонной коробке, альбом с фотографиями.
Из квартиры последними выходили я, Щукин и незнакомый мне милиционер, скорее всего местный участковый. Уже в прихожей я развернулся и стремительно прошел назад. Под пристальным взором заместителя начальника криминальной милиции ГУВД Новосибирской области я прошел к компьютерному уголку и включил питание всей этой сложной композиции. На мой взгляд, стоящий справа системный блок, размером в полтора раза выше остальных, должен был являться сервером. Я включил его и стоящий рядом компьютер. Потом только успел нажать кнопку «пуск» у ноутбука, как Щукин сказал:
– Александр Геннадьевич, пошли. Завтра они проведут исследование и нам дадут копию информации с этих компьютеров. Все, оставь все как есть. Пошли!
Я не собирался спорить. Мне-то и надо было совсем немного, чтобы система работала. В выключенный компьютер даже всемогущий Главный сервер не сможет проникнуть. Так что пусть аппаратура помотает электричество в дежурном режиме. Потом всегда можно сказать, что их специалист сам забыл все отключить.
