– Инны не было, спору нет, Фаина была.
– Фаина?
– Фаина ей была предана, как собака. Вернее, не так, она ее держала на коротком поводке, как собаку. Инна знала про Фаину что-то такое, что та ее беспрекословно слушалась. Я попробую все объяснить. Эльвира страдала болезнью сердца, и я, как врач, наблюдал ее. Мои хорошие знакомые как-то лет двенадцать назад сказали, что Сарибеков ищет для жены врача-кардиолога, и предложили мне обследовать ее. Так состоялось мое знакомство с Сарибековыми. Постепенно я стал консультировать и самого Ралифа, и дочерей. Кстати, у Эльвиры ничего серьезного с сердцем не было, она больше сама себе внушила. Так или иначе, я стал вхож в их семью.
– Тут-то вы и сделали наблюдение, что между сенатором и Натальей несколько необычные отношения.
– Только слепой не мог этого заметить! Он, когда пьяный, а напивался он, мягко говоря, регулярно, терял над собой контроль: то прижмет ее к себе, по бедру гладит и что-то интимно шепчет на ушко, то на колени к себе посадит. Не могут быть такие отношения у отца с дочерью! А если знать его пристрастие к девочкам-подросткам, то вывод напрашивается сам собой.
– Вы и про девочек знаете?
– Как-то раз он мне говорит, что у его знакомого у дочери проблемы по женской части и надо бы ее осмотреть. Но, мол, знакомый хочет все сделать приватно. Я объясняю ему, что я кардиолог, а не гинеколог. Он, мол, найди молчаливого гинеколога, я заплачу сколько надо. Я нашел. Обследовали девчонку шестнадцати лет. Выявили эрозию шейки матки, небольшое воспаление залечили. Пока лечили, выяснили, у девчонки родители – алкоголики, денег у них сроду не было. А тут Ралиф за нее, за одно обследование, наличными платит столько, сколько врач-гинеколог в месяц получает. Девчонка уже год живет половой жизнью. Комментарии нужны? Кто станет платить за чужую девочку? Никто. А за любовницу сам бог велел!
– Илья Павлович, вы сам логик хоть куда!
– Любой врач логик, а диагностика болезни – это сложение целого из частиц.
– Когда вы поняли, что жену сенатора отравили?
– Когда провел лабораторные исследования биоматериала ее трупа. При проведении экспертизы выяснилось, что в ее крови ничтожное количество героина. Эльвира наркотики не употребляла. Откуда героин? Я решил все исследовать досконально, и у меня один за другим стали выплывать все составляющие катализатора. Прибавьте к этому никотиновое отравление и книгу Агаты Кристи. Все! Вывод один – ее отравили.
– И вы решили ничего не говорить ему?
– А что я ему скажу? Что есть основания подозревать одну из его дочерей в убийстве матери?
– Все верно. Мог и не поверить.
– Да и зачем мне это? Он лишился жены, теперь должен был бы лишиться дочери? Что он должен был бы делать? В милицию заявлять? Выносить сор из избы? Получи такое дело огласку, и на его политической карьере можно было смело ставить крест. А он рвался во власть, ох как рвался! Тут еще бабушка надвое сказала, что бы он сделал: с дочерьми разбирался или велел меня убить, чтобы все оставить в тайне.
– Скорее всего, приказал бы убить вас. А что теперь изменилось? Почему вы решили это рассказать?
– Пусть вам не покажется странным или старомодным, но это дело чести, дело возврата долга. Несколько лет назад у моего младшего сына обнаружили онкологическое заболевание. Я врач и сразу же понял, что у нас его не вылечить. Жить сыну оставалось год, от силы два. Положительный результат лечения давала одна частная клиника в Тель-Авиве. У меня таких денег не было, хотя я не бедный человек. Но столько денег, сколько запросили за курс лечения и последующую реабилитацию, мне бы ни один банк в кредит не дал. Я набрался смелости и попросил у Ралифа взаймы, мол, всю жизнь расплачиваться буду, но сейчас помоги спасти ребенка! В течение трех дней он из личных средств оплатил всю сумму.
Мы помолчали. За окном наступила ночь.
– Сын вылечился, влюбился в ухаживавшую за ним медсестру, женился на ней и теперь живет в Германии. Когда я заикнулся о возврате долга, Ралиф при мне сжег мою расписку и сказал, что мы в расчете.
– Вы что-то сделали для него грандиозное?
– Он считал, что делает это в память о жене, которую я лечил. Хотя, как я вам сказал, ее и лечить-то по большому счету было не от чего. К тому же у него было пристрастие к широким жестам. Так, знаете, по-барски шикануть!
– Вернемся к жене. Она, как вы думаете, знала об отношениях сенатора и Натальи? Я объясню вам, почему спрашиваю. Мать мешала их интимным отношениям…
– И поэтому Наталья отравила ее? – усмехнулся Илья Павлович. – Чепуха! Эльвира прекрасно знала, что между ними происходит. Александр, посудите сами, я, человек только вхожий в их семью, и то все понял. А она жила вместе с ними под одной крышей и видела их каждый день. И что, она не догадалась? Конечно же, она обо всем знала, но предпочитала закрывать глаза. Ее это устраивало. Как это ни дико и цинично звучит, но она предпочла общепринятой порядочности видимость мира в семье. Да и что она могла сделать? Сказать, что отцу нехорошо заниматься сексом с родной дочерью? А они об этом без нее не знали? Или, может быть, ей надо было уйти от сенатора, развестись с ним? Бросить деньги, квартиру, уют, положение в обществе? И ради чего? Отец и дочь уже переступили грань, отделяющую порядочное от непорядочного, и назад их не воротишь. В одну реку нельзя войти дважды! И она просто на все плюнула и жила в свое удовольствие.
– А у нее у самой не было любовника?
– Я ничего про это не знаю. По-моему, никого у нее не было.
– Илья Павлович, вы, наверное, застали то время, когда Инна еще жила с родителями?
– Немного. А что?
– Какие у нее были отношения с отцом и матерью?
– С матерью совершенно обычные, а с отцом они цапались, как кошка с собакой. Ралиф, когда окончательно вернулся, решил взяться за ее воспитание, но не тут-то было! Они даже при чужих людях, при мне, не стеснялись скандалить. Он ей слово, она ему в ответ два. Слово за слово, так разругаются, что она в слезах убежит на свою половину, а он пьяный ей в след кричит: «Уматывай из моего дома, чтобы я ноги твоей здесь больше не видел!» На другой день все опять вроде бы спокойно.
– А Наталья, мать, они как к этому относились?
– Да никак. Они предпочитали не вмешиваться. Наталье-то было четырнадцать лет, куда ей отцу перечить!
Прощаясь, Илья Павлович мне сказал:
– Мы с Кириллом поняли, что Киселев не убийца или убийца-исполнитель, которого самого убрали. Истинный инициатор и заказчик остаётся неизвестным. А я когда-то давно поклялся сам себе, что если смогу чем-то помочь Ралифу в трудную минуту, то сделаю это. Не смог для живого, сделаю для мертвого. Если бы не он, то мой сын не намного бы пережил его жену. А так я хоть вижу его раз в году, и внуки у меня по-русски говорят с акцентом, но он-то жив и здоров! Пафосно говоря, благодаря Ралифу род мой не угас!
