Молочные продукты вообще Иринка Ивкина никогда не жаловала, если они были кислыми на вкус. Только сладкие йогурты и творожки с шоколадом или кусочками фруктов употребляла. И надо же такому случиться: моло́чка и кислятина, благополучно забытая со времен детского садика с его правильным мерзким питанием, нагло вторглась в ее жизнь и напомнила о себе даже в ином мире: сначала каши, теперь еще и простокваша.
Иринка настолько сосредоточилась на том, чтобы поскорее вылечить невкусную девицу и не начать плеваться ее кровушкой, что почти упустила момент, когда гоблинка перестала хрипеть и расслабилась. Потом опять напряглась и осторожно постучала по спине спасительницы.
Голос ее звучал хрипловато и почти робко.
– Прости, но я не по девушкам… Ах, хватит.
– Я вообще-то тоже, – буркнула Иринка, отстраняясь. Раз помирающая дергается и о своей ориентации заявляет, то точно прямо сейчас кони не двинет.
Отстранившись от спасенной девушки, попаданка задумалась, куда ее девать. Тоже на кровать в бунгало отволочь или к воротам? Вроде как выгонять, чтоб прибили на вечерней улице, жалко. Зря, что ли, простоквашей давилась? Эх, беда с этим миром без телефонов. Нет, девицу в окровавленной одежде пускать по улицам вечернего города точно не комильфо. Спасенная, конечно, гоблинка, то есть невысокая, но вовсе не дурнушка. Просто плотно сбитая. Все нужные выпуклости при фигуре имеет. А что кожа оливковая и уши развесистые, так этих, которых плющ сейчас доедает, это не остановило.
Нет гарантий, что ее, такую «красивую», снова в каком-нибудь проулке попользовать не вознамерятся, а то и просто прибьют где-нибудь. Или, как вариант, бдительные граждане к лорру Райхо заметут в гости. Как быть-то? Не зря же в очередной раз пришлось пачкать одежду и давиться гадостью?
Пока Иринка соображала, гоблинка, кряхтя, села, с удивлением потыкала окрашенным лиловым коготком в одну из закрывшихся ран и только потом хрипловато высказалась:
– Где эти ублюдки? Ты их чем-то спугнула? Вернутся?
– Если ты о тех, которые с тобой были, то точно нет. Может, ворота и можно вскрыть играючи, но у дома Шипоцвета иная надежная охрана. Видишь цветочки вокруг – это ядоцвет, мой симбионт. Незваных гостей ловит и себе на прокорм пускает, если они мне без надобности. Насчет твоих «приятелей» даже моего мнения спрашивать не стал, видно, те себя сразу со своей лучшей стороны показали.
Гоблинка глянула на невинные цветочки и листики, на которых так удобно сидела, и звонко, по-девчоночьи, расхохоталась.
– Нург со своей шайкой хотел на мне отыграться, когда отец ему из города убираться приказал. Выманили на приманку, как последнюю лопушку. Я их нарочитые толки об ухоронке, с последних краж сделанной, подслушала. Думали мне ловушку устроить, а попались сами…
«М-да, я имею честь беседовать с преступницей», – отметила Иринка, впрочем, без особого удивления. В целом приличные девушки, даже гоблинского роду-племени, таких коротких юбчонок, пусть и поверх штанов, и глубоких декольте на блузочках не носили и уши в стольких местах не прокалывали. Да и кинжалами с ножичками запросто не размахивали.
– Тебе домой надо, родные небось беспокоятся? – дипломатично предположила Ивка, пытаясь как-то подвести девицу к мысли «дорогие гости, а не надоели ли вам хозяева?» и изобрести способ безопасной доставки гоблинки в семью.
– Не, папка точно до утра не хватится, – беспечно отмахнулась гоблинка. Потом со скепсисом на мордахе оглядела кровавые лохмотья, в которые превратился ее стильный наряд, и мрачно констатировала: – Но в таком виде ему лучше не глаза не попадаться. Увидит – надолго дома запрет, уму-разуму учить станет. А для начала выпорет, чтобы по дури больше не попадалась.
«Педагогическая поэма! Меняются миры, но право родительского ремня вечно!» – умилилась про себя Иринка.
– Что делать думаешь? – спросила незваную гостью.
– Придется братца Клига просить, – поморщилась гоблинка. – Тайком я через весь город не проберусь.
Она, снова без малейшей опаски плюхнувшись на живой ковер ядоцвета, вытащила из узкого кармашка в отвороте полусапожек маленькую темную палочку, оказавшуюся местным вариантом карандаша, и листок. Нацарапала несколько слов, скатала в трубочку и дунула в висящий на левом запястье ключик, оказавшийся вовсе не стильным украшением, а рабочим инструментом. Звука Иринка не услышала.
– Тебе я тоже должна, – мрачновато констатировала спасенная девица таким тоном, будто всерьез раздумывала, а не прикопать ли ей где-то свою спасительницу, чтобы разом обнулить все имеющиеся долги.
– Конфетами рассчитаешься, чтоб я твой простоквашный вкус перебила, – тон в тон ответила Иринка. – И больше сюда не суйтесь, а то, конечно, ядоцвет все схарчит, но я ночами занятие повеселее найду, чем разбираться с проблемами.
– Я и сама ночами люблю с горячими парнями позабавиться, а не помирать под кустами, – согласилась гоблинка, хотя Иринка имела в виду скорее сон, нежели любовника. Как-то ей пока не до амурных приключений было, слишком нервы всем происходящим, начиная от самого факта попадания, взбудоражились. Может, как чуток устаканится, так и потянет на развлечения?
Пока шла беседа, послышался шум крыльев, и на плечо зеленокожей девицы плюхнулся здоровенный черный птиц, кажется, карч – местная разновидность пернатых, похожих на воронов. Только фиолетовый клюв и отлив перьев не в синий, а в зеленцу.
– Ар, дружок, отнеси записку Клигу. – Погладив вызванное ключиком создание, гоблинка ловко вставила скрученную записку в футляр, крепившийся к лапке птицы.
«Что я там говорила о телефонах? Может, их и нет, но до эсэмэсок уже додумались», – рассудила Иринка, глядя, как взмывает ввысь Ар.
Отправив птицу с поручением, гоблинка окончательно расслабилась и принялась трепаться.
Глава 18
Кенибас как компас
Звали бедовую девку Кенибас. (Тут Иринка едва успела прикусить губу, чтобы не заржать в голос, а она-то считала, что после Бейлис ее ничем уж не проймешь!) Папашка гоблинки, как поняла Иринка из многозначительно недосказанного, имел прямое отношение к преступному миру Мелада и был в большом авторитете. Не царь горы, как Келдирет в мире официальной власти, но и не последняя кочка на болоте.
Принесла девицу с конопляным имечком на развалины особняка Шипоцвета надежда поживиться в воровской ухоронке, про которую якобы проведала сваливающая из города разбойничья ватага покойного нынче Нурга. Кто же знал, что подонок затаил злобу на отца Кенибас и на нее саму, отказавшую ему в развлечениях? Если бы сторожевой плющ не вмешался, девчонку в живых бы точно не оставили. И так-то потрепать изрядно успели, перед тем как перейти к следующему пункту мести, то есть разложить и попользовать. Уж больно жертва попалась непокорная: дралась, брыкалась, кусалась, норовила ножичком пырнуть.
– Если бы запахом серебра и золота отсюда не тянуло, – Кенибас досадливо щелкнула когтями, – Вейхо свидетель, меня бы сюда не понесло.
