Но правда была в том, что эта игра мне нравилась. А в присутствии Дрейгона я волей-неволей превращалась в кого-то другого. Неуверенного, краснеющего и наивного цыпленка. В тень самой себя.
И так было с первого дня. С первой ночи, в которой я увидела его длинные черные волосы, очерчивающие безупречный овал лица, его аристократическую фигуру в лунном свете и его пылающие зеленью глаза. С того момента он целиком пустил корни мои мысли, и с каждым новым появлением его в моей жизни корни только крепли.
Как бы я ни старалась игнорировать их, ничего не получалось.
И вот, когда между нашими губами оставалась лишь тончайшая прослойка воздуха, напряжение у меня внутри стало почти нестерпимым.
Я чувствовала его запах. Вдыхала его, ощущая себя так, словно Дрейгон уже внутри меня.
В легких, в мыслях, под кожей…
А потом, когда ждать больше не было сил, чуть качнулась вперед и поцеловала.
И утонула.
Это было похоже на падение или бесконечный полет. В один момент я вдруг ощутила крылья за своей спиной и ветер, путающий волосы и свистящий в ушах.
А еще я почувствовала, как сжимается под сердцем от чего-то глухого и невысказанного, незнакомого и пугающего. От чего-то, что страшно назвать по-настоящему.
В какой-то момент Дрейгон замер, напрягся всем телом, словно… его шутка совершенно неожиданно перестала быть таковой. И он сам был к этому не слишком готов.
Он поднял руку и коснулся моей щеки таким легким и осторожным движением, что я едва узнавала в нем того черного колдуна, который последние несколько недель нещадно сводил меня с ума.
Он… был другим.
А затем он отстранился, разорвав поцелуй, и мне стало неловко. Зеленые глаза горели пьяняще-жгучим светом, не отрываясь от меня ни на миг, и мне хотелось спрятаться. Сделать все что угодно, лишь бы он на меня так не смотрел.
Ведь что теперь получается? Сперва Дрейгон издевался надо мной в образе ворона, затем – в образе человека. И, надо заметить, последние его шутки были многократно жестче.
А теперь, после всего этого, единственное, что я могу, это подняться на цыпочки и неловко поцеловать его в губы?..
Волшебненько!
Пропащая ты душа, Мартелла Довилье…
– Не надо было мне пить то вино, – пробубнила я тогда, чтобы хоть как-то сгладить неловкую паузу. – Только святая наивность могла рассчитывать, что Сафира или Иветта не попробуют отравить неудобную для них сестру.
В этот момент я так распереживалась, что даже не заметила: мой голос звучал точно так же, как и прежде. Яд перестал действовать!
Но Дрейгон почему-то не торопился обращать на это мое внимание. Напротив, он медленно убрал рыжую прядь мне за ухо, отчего у меня по спине прокатилась мелкая дрожь, и ответил:
– Не выпить вина тогда, когда рядом с тобой пьет дофин, – это оскорбление. Словно ты подозреваешь наследника престола в попытке тебя отравить.
– Но…
– На это и рассчитывали ведьмы, подсыпая сакрару в твой бокал, – продолжал как-то глухо колдун. И на какой-то миг его взгляд стал жестче. – Они, конечно, не знали, что ты не в курсе дворцового этикета, но, как видишь, их фокус сработал в любом случае. Так что тебе не стоит переживать. Выбора не было.
– Ясно, – задумчиво кивнула я и вдруг удивленно замерла, повторив: – Ясно… Ясно? Дрейгон, я нормально разговариваю!
Голос и впрямь полностью вернулся, а я наконец это осознала.
Мужчина кивнул и натянуто улыбнулся в ответ.
– Поторопись, – говорил он все тише и тише. – И пой как птица, чтобы мои усилия не пропали даром.
– Твои усилия?.. Ну конечно, твои, – кивнула, отвечая на собственный вопрос.
Кто же еще мог мне помочь?
Впрочем, при мысли о том, что Дрейгон целовал меня не потому, что хотел, а потому, что таким образом снималось заклятье, мне стало еще более неловко и как-то даже грустно. Но я улыбнулась через силу, сделала шаг навстречу колдуну и чмокнула его в щеку.
Дрейгон широко распахнул глаза, но не сказал ни слова.
– Спасибо, – бросила весело. – Буду петь как ворона, честное слово!
– Поторопись, – вместо ответа бросил он, а потом еле слышно добавил: – И лучше уж как соловей…
Я помахала ему рукой и ураганом вылетела из комнатки. Уже стуча каблуками по коридору, я услышала, как захлопывается за спиной дверь и сквозь тонкую деревянную перегородку будто бы доносится хриплый стон.
Но, решив, что мне показалось, я побежала быстрее.
У меня не было права проваливать этот этап Отбора.
Глава 5
8 число месяца Костлявых ручьев.
Хозяйственная каморка на третьем этаже Лебединого дворца.
Дрейгон держался за угол стола, едва стоя на ногах. И как только рыжая недоведьма скрылась с глаз, а перестук ее каблучков затих в коридоре, как силы окончательно стали покидать черного колдуна. Он наконец-то смог позволить себе слабость. Сейчас, когда никто не видел его, когда никто не мог понять, что он уязвим.
Дрейгон хрипло закашлялся, с уголка губ потекла багряная кровь.
Ему не нужно было смотреть в зеркало, чтобы знать, насколько бледным стало лицо. Чтобы заметить черные круги под глазами и посиневшие губы. Он все это ощущал на своей шкуре.
– Ну что, колдун, сам себя лишивший имени, стоила ли этой боли твоя жертва? – внезапно раздался над ухом мужчины тихий рокочущий голос.
Дрейгон едва заметно повернул голову, ровно настолько, чтобы боковым зрением заметить, как от стены рядом с крохотным балкончиком отсоединилась черная каменная фигура. На глазах она приобретала форму и объем, становилась заметна рельефная фактура гладкой кожи. И в самом конце этой метаморфозы поднялись ее веки и сверкнули в полумраке желтые, как огонь, глаза.
– Катись к демонам, Хьельгвирана, – прохрипел Дрейгон, сделав еще несколько шагов к балкону.
Но ему самому, как и горгулье, казалось, что он вот-вот упадет.
Руки дрожали.
– Очень благородно, – глазом не моргнув, ответило существо. – Ты же черный колдун, не забыл, что такие, как ты, не жертвуют собой ради других?
– А я и не жертвовал собой, отстань, без тебя тошно, – проговорил он и снова закашлялся, потому что от пары слов глотку едва не разорвало.
Он пытался прикрыть рот рукой, и теперь вся тыльная сторона ладони оказалась в крови.
– Проклятье… – выдавил он еле слышно, одним дыханием.
С горем пополам он добрался до балконной двери и распахнул ее настежь.
Ему нужен был воздух. Много воздуха.
Дрейгону казалось, что он задыхается. Легкие резало, создавалось впечатление, что кто-то насыпал битого стекла ему под ребра, и теперь каждый вздох сопровождался чудовищной болью.
