Становилось ясно: как только я отпущу руки, моя хрупкая защита падет.
По лбу на глаза стекал пот, а я никак не могла придумать, что еще сделать. У меня в голове крутились какие-то отрывистые заклятия, которые я успела изучить за последние дни, но все они были очень короткими и слабыми. Впрочем, продолжая перебегать от дерева к дереву, я все же бросила два или три таких скромненьких колдовства в сестер, надеясь, что это отвлечет их. А я, может быть, тем временем доберусь до защиты избушки, где этим двум меня будет уже не достать.
После одного такого заклинания, которое в процессе чтения немного сорвалось от моего внезапного чиха, на Сафиру напал чудом оживший куст чертополоха. Кажется, исходная магия такого эффекта не предполагала, но моя неустойчивая сила неинициированной ведьмы немного усложнила цепочку колдовства. В результате волосы моей сестры окончательно перепутались, в них застряло несколько дюжин репейных шишек, а сама женщина сделалась еще более злой, чем прежде. Теперь она гораздо сильнее походила на черную ведьму, чем на светлую волшебницу.
Иветта от куста чертополоха увернулась, а вот в образовавшуюся прямо под ее ногами яму все же упала. Я же говорила, что заклятья, которые я успела выучить, были простенькими и невинными? Впрочем, несмотря на их кажущуюся безобидность, Иветта таки подвернула ногу, а Сафира значительно отстала, пока я стремительно убегала в сторону дома.
Таким образом я получила значительное преимущество! И моя заветная избушка уже виднелась вдали между деревьями! Кажется, я даже заметила в полумраке древесных крон мелькнувшую фигуру подмастерья.
Однако стоило мне попытаться крикнуть, привлечь его внимание, как что-то пошло не так. Руки, удерживающие защитную магию, которой меня обучил Дрейгон, расцепились, а затем что-то крайне болезненное ударило сзади.
Словно меня толкнуло что-то нестерпимо горячее, голова взорвалась приступом боли, на лоб пролилось что-то теплое и липкое, стекая по лицу. А затем все вокруг провалилось в черноту.
Последнее, что я помнила, это громкое воронье карканье. Впрочем, это вполне могло быть лишь моим последним предсмертным желанием, а не правдой.
Глава 12
Ночь 12 числа месяца Костлявых ручьев.
В гостиной дома Мартеллы Довилье.
Казалось, что я уже много часов плавала в каком-то вязком киселе багрово-алого цвета. То и дело вокруг меня становилось совсем темно, а затем я словно бы немного выплывала на поверхность и даже вроде бы слышала чьи-то голоса.
Очень хотелось выбраться из этой густой жижи, глотнуть свежего воздуха. Но ничего не выходило. То и дело я погружалась еще глубже на дно и тонула в слепящих образах прошлого.
Я видела Дрейгона. Его черные волосы развевались на ветру на фоне алой луны, а зеленые глаза горели призрачным изумрудным светом, словно пытаясь прожечь меня насквозь. Пытаясь сказать что-то, чего я не понимала, потому что его губы не двигались.
А еще я видела свой приют. Снова ощущала себя маленькой девочкой, запертой в четырех стенах небольшой комнатушки, а рядом крутилась толпа таких же малышей. И все почему-то кричали и плакали.
Один мальчик трех лет сидел в углу и размазывал слезы по лицу. Его наказали за то, что в обеденный сон он наделал лужу в свою кроватку. А в соседнем углу тихо раскачивалась девочка постарше. Ей на подушку вылили компот, а единственную приютскую хламиду, которую тут называли одеждой, «подружки» изрезали ножницами. Девочка ждала появления воспитательницы, которая за такую провинность наверняка избила бы ее ремнем с металлической пряжкой.
«Все серое, все-все-все… – слышала я свой хриплый голос будто со стороны. – Одежда, стены, души. Кровати с прогнившими матрасами, сердца с прогнившими внутренностями. Так много детей там осталось, так много…»
Мне кажется, я плакала, но в багровом киселе не разобрать. В этот момент моя душная вязкая колыбель заколыхалась, словно ее кто-то отчаянно тряс. Но это привело лишь к тому, что мне стало нечем дышать, а призрачные волны погружали меня все глубже.
– Перестань, это не помогает… – раздалось что-то хриплое и низкое где-то вдали. Что-то напоминающее о настоящем, реальном. Будто есть кроме моей багровой бездны и какой-то иной мир. Где-то далеко-далеко, на поверхности, до которой мне не добраться.
– Я о ней забочусь! – раздавался там же совсем другой голос, постепенно угасая. – Забочусь, понимаешь? А не пытаюсь навредить. Забота – это все, на что способен домовой. И все, чего желаю я…
А потом все потухло.
Я была все там же – в маленькой комнате с расставленными по углам плачущими детьми. Почему они плакали? Они ведь не всегда плакали, но именно сейчас казалось, будто из непроглядной серости слез и стен не существует выхода. Ни для кого из этих детей. И для меня тоже.
«Когда-то я мечтала, что явится добрая белая волшебница и спасет всех нас… – то ли думала, то ли бормотала я. – Но она не пришла. Я хотела, чтобы нас всех спасли, но никому не было дела до брошенных детей. В детстве все ждали маму, но в определенном возрасте каждый понял, что никакая мама не придет. Как и добрая волшебница… А я могла бы, могла бы всех спасти, разве нет? Могла бы каждому дать дом… Построила бы большой замок и поселила туда всех детей. Там больше не было бы серых стен. Ни одной проклятой серой стены! Там оказалось бы столько подушек, что можно было бы зарыться в них с головой… Если бы я стала ведьмой… Если бы я выиграла Отбор…»
– Тише… тише, Мартелла, – шумел морской прибой у меня в голове.
«Мы больше не были бы одиноки…» – думала я в ответ, все еще видя маленьких плачущих детей. И одну девочку, которая ждала наказания.
У этой девочки были всклокоченные рыжие волосы и темные серо-зеленые глаза, напоминающие отблески ночного леса. У нее были точно такие же глаза, как у меня…
Все видения оборвались в один миг, словно их и не было. Я провалилась в черноту глубокого сна, от которого мгновенно стало спокойно и тепло. Где-то на границе между реальностью и глухой дремой мне казалось, что я чувствую, как кто-то гладит меня по голове и тихо шепчет:
– Ведьмочка-девочка…
И мне наконец-то стало уютно и свободно. А тиски старых воспоминаний и безысходности больше не сдавливали грудь.
Я открыла глаза перед самым рассветом. Как оказалось, лежала я на широком диване в новой гостиной моей волшебной избушки. Прежде этой комнаты тут не было, а сейчас выходило, что она очень даже удобна и полезна. Диван был удачно пододвинут к разожженному камину, Высокое окно от потолка до пола было приоткрыто, и свежий ночной воздух проникал в помещение, чуть колыхая штору, возле которой стоял Дрейгон.
Он был в своем человеческом обличье. Черные волосы собраны в низкий хвост, и сейчас я могла в деталях разглядеть его повернутое в профиль красивое аристократическое лицо.
На колдуне был темно-синий камзол с серебристо-голубой вышивкой и высокие кожаные сапоги. На отворотах рукавов сверкали золотом круглые пуговицы, а на пальцах блестели крупные перстни, которые не посрамили бы и наследного принца. Впрочем, к образу Антрацитового принца они тоже подходили весьма хорошо.
