– Это факт, – спокойно подтвердил колдун, совершенно не ведясь на провокации служительницы дракона Рока.
Тогда та, казалось, немного успокоилась, заговорив серьезно:
– И все же в вулкан бы прыгнуть пришлось. Ты очень силен, мой мальчик, за это я и заприметила тебя много лет назад.
Дрейгон негромко усмехнулся, не отводя взгляда от горгульи.
– Ты говоришь так, словно была моей крестной волшебницей, исполняющей желания, а не демоном, с которым я заключил смертельный договор.
Хельвиграна чуть склонила голову набок, изучая колдуна. Сегодня он выглядел иначе, как она и думала. На его лице горела улыбка – такой редкий гость для Антрацитового принца за последние пятнадцать лет. И даже несмотря на тучи над головой, которые не спешили рассасываться, эта улыбка больше не исчезала. Хельвиграна даже рискнула бы сказать, что принц почти счастлив. Но, увы, она знала, что до этого еще слишком далеко. Чтобы быть счастливым, ему предстояло для начала выжить. А это слишком трудная задача для колдуна, на шее которого сразу несколько магических удавок и по пятам за которым шагает сама смерть.
– Почему демон Огня не может быть крестной волшебницей? – приподняла бровь горгулья и попыталась улыбнуться. Но у нее вышло не слишком хорошо. Клыки торчали, рот свело. – В конце концов, горгульи Рока созданы не для того, чтобы убивать, калечить или заставлять людей творить зло. Мы лишь слуги бессмертного дракона, который дарует миру Огонь.
– И сжигает их души, – усмехнулся Дрейгон.
Хельвиграна пожала плечами. Принц был прав, и спор казался ей бессмысленным. Но было еще кое-что интересное, что она могла рассказать.
– Иногда бывает и так, – кивнула она. – Если человеческая душа слишком тяжела, она сама падает на дно бездны Рока и сгорает. Тогда теплом от нее подпитывается священный Огонь дракона, а иногда рождается новая горгулья.
– Правда? – приподнял бровь Дрейгон. – Я этого не знал.
– Ты много чего не знаешь, Антрацитовый принц. Большинство горгулий остаются в бездне Рока, и только те, что стали достаточно легки, могут иногда появляться на земле. Тогда они, как правило, живут так, как им вздумается. И только я уже больше полувека наблюдаю за тобой.
Колдун с недоверчивой усмешкой взглянул на Хельвиграну, покачивающуюся на балконе вместо фонаря.
– Даже не знаю, поблагодарить тебя за это или не стоит, – проговорил он в шутку.
– Поблагодарить, – серьезно кивнула горгулья, явно не уловив юмора.
– А что происходит с горгульями потом? – вдруг спросил колдун, упершись локтем в поручень балкона и серьезно заинтересовавшись разговором с демоном, чего с ним не случалось уже давно.
Хельвиграна снова попыталась улыбнуться, и на этот раз вышло уже лучше.
– Я не знаю, – честно ответила она. – Некоторые горгульи крадут человеческие души, заключая договоры, и тем самым продлевают свою жизнь на земле. А некоторые просто больше никогда не появляются в бездне, и никто их больше не встречает. Говорят, они умирают своей смертью или исчезают – это никому не известно.
– Так вот зачем тебе моя душа, – улыбнулся Дрейгон с пониманием.
Хельвиграна снова пожала металлическими плечами.
– Не знаю! Мне кажется, я заключила договор с тобой просто потому, что ты этого захотел. Ведь ты позвал меня сам и попросил помощи. После того как я так долго наблюдала за тем, как ты растешь, а потом вдруг услышала твой зов, я не могла не откликнуться.
– Понятно, – кивнул колдун задумчиво.
Хельвиграна замолчала, не зная, что еще сказать. На нее напало странное меланхоличное состояние, которое она почти никогда в своей жизни не ощущала.
– Так что ты будешь делать, когда признаешься Мартелле в любви? – спросила она после того, как несколько минут утекли в молчании. – Моя Искра тебя убьет, а новую ты не нашел.
– Я не собираюсь признаваться Мартелле в любви, – слегка вздрогнув, проговорил Дрейгон, сдвинув брови. – Я не влюблен.
– Ну конечно, – хмыкнула Хельвиграна. – Просто ты в курсе, что, как только признаешь это, сгоришь в тот же миг.
Дрейгон больше не смотрел на светящуюся во тьме горгулью. А та продолжала, будто назло давя на самые чувствительные точки колдуна. Возможно, она делала это по привычке, а возможно, с какой-то другой, одной ей ведомой целью:
– Тебе ведь уже больно, верно? Грудь жжёт, Антрацитовый принц, я знаю. Твое сердце уже горит. И эта боль тебе знакома, потому что однажды она уже чуть не убила тебя. И теперь она стала лишь сильнее.
– Я не влюблен, – упрямо покачал головой колдун. – На мне проклятье Лашкарахеста. Я не способен испытывать чувства.
Но брови его отчего-то сдвинулись вопреки словам.
– Тогда почему тебе больно, принц? – прозвучал в тишине голос, скрипучий, словно старые несмазанные дверные петли.
Колдун стиснул зубы.
– А я тебе скажу, – задумчиво посмотрела вдаль Хельвиграна. – Яд отца Трясинных пауков уже почти потерял свою силу. Мой Огонь в тебе оказался сильнее. И теперь едва ты признаешь, что без Мартеллы тебе не провести и дня… как умрёшь.
А через мгновение добавила:
– Ты умрёшь в ту же секунду, Антрацитовый принц.
После этих слов Хельвиграна не сказала больше ничего. Дрейгон так и не понял, чего она добивалась – его смерти, чтобы получить душу, или, наоборот, спасения. Туманные фразы горгульи не говорили прямо ни о том, ни о другом.
А затем она просто исчезла. Втянулась обратно в уличный фонарь, окончательно растворившись в ночи.
В этот момент Дрейгон снова посмотрел вдаль, на раскинувшийся как на ладони Вальтариум. То здесь, то там он был освещен редкими огнями магических лампад, что роняли отблески на металлические крыши городских домов.
Колдун бросил косой взгляд на фонарь на собственной крыше, словно удостоверяясь, что остался один. Неторопливо и задумчиво сжал и разжал ладонь. А затем коснулся этой же ладонью груди, судорожно вонзив пальцы в кожу, едва не расцарапывая ее сквозь рубашку.
На короткий миг на его лбу выступили капли пота.
Но потом он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Убрал руку, распахнув пальцы вновь, и взглянул на ладонь почти с ужасом. Медленно перевел взгляд в небо и, не дожидаясь восхода солнца, обратился в ворона.
Поэтому он и не заметил, как в этот самый момент к нему на балкон вышла закутавшаяся в халат Мартелла. Ее длинные рыжие волосы были мокрые и во тьме казались почти кирпичными. А в зеленых глазах застыло что-то невысказанное, щемяще-грустное, разукрашенное почти безнадежной верой во что-то.
Но она не застала Антрацитового принца. Он улетел прочь.
Глава 16
14 число месяца Костлявых ручьев.
