Он не стал спрашивать, «почему?», «ах, неужели тебе не понравилось?» и не пытался убедить в гарантированной успешности нашей следующей попытки, нет, он ответил то единственное, что мне было необходимо от него услышать - выдал гарантию моей неприкосновенности, подтвердил НЕПОКОЛЕБИМОСТЬ границ моего комфорта. И дальше мой рыцарь мог бы добавить что-нибудь вроде «обещаю» или «даю слово», да что угодно, но он сказал:
- Просто давай всегда будем рядом.
Обычные слова, но они оказались способными на неожиданное: я согласилась. Я, которая в высшей степени асоциальное существо, до двадцати двух лет не целованная и ни разу не дружившая с мальчиком, согласилась переехать к незнакомому парню. У нас был не «просто секс» в ту пьяную ночь, каким-то чудом моё сознание пропустило в свой неприступный замок «чужеродные» эмоции. И они проросли, пустив глубокие надёжные корни. Или всё это случилось уже после того секса?
Однако сейчас я могу с уверенностью сказать, что к двадцати двум годам мой аутичный мозг определённо освоил искусство лукавства, потому что, отказываясь от секса, я уже немного лукавила: зелёные глаза, губы, волосы, шея, руки, и то, что скрывала футболка Кая, и что будущие и не только медики относят к грудной клетке, вынимали из меня абсолютно новые чувства и совершенно незнакомые мысли. То, что молодому, здоровому и физически развитому парню изредка приходилось от меня прятать, ещё не вызывало ни мыслей, ни ощущений… но и это было не за горами.
Глава 16. Поломанные кровати
Outerskies x Gabriel James - Possibilities
Кай сдержал слово: он не только не пытался склонить меня к близости, но даже не старался соблазнить. Только спросил:
- Тебе где больше нравится, у окна или с краю кровати?
- С краю.
И хотя мой выбор не слишком устраивал любителя свободных пространств и знатного клаустрофоба, он улыбнулся и согласился:
- Хорошо. Значит, я переезжаю к окну!
Сказал и не переехал. Его высоченная и совсем не худощавая фигура заняла почти всю кровать, так что моё расположение особо не играло никакой роли - я как маленькая луна на орбите земли, могла лишь изредка устроить солнечное затмение.
- Нужно купить новую кровать. Займусь этим завтра же, - заявил мой новоиспеченный парень, даже не оборачивая своё тело вокруг меня, оговоренной ранее буквой «С», а скорее просто подмяв под свой бок.
В ту нашу не первую статистически, но первую ночь официально «вместе» мы оба долго не могли уснуть.
- Адити со своим парнем разломали такую же точно кровать, как у тебя, - рассказываю, принюхиваясь к запаху его мыла и кожи и пытаясь понять, почему он так сильно мне нравится.
Кай смеётся, сотрясаясь всем своим телом, и неосторожно комментирует:
- Такая история, я думаю, имеется у каждого… все мы в определённом возрасте ломаем кровати!
После этого он осекается, сообразив, что ляпнул не то, что следовало, нервно сглатывает, не находя подходящих слов, чтобы исправить, а я пугаюсь неожиданного чувства, пронзившего мою грудь и всё то, что в ней есть острым болезненным пониманием: «У этого парня были и другие девушки. Он проделывал с ними то же, что и со мной, и скорее всего с ними ему было приятней». Но очень скоро ненастье в моей голове развеивается, потому что Кай находит для нас обоих оправдание:
- Редкая девушка сейчас так осторожна, как ты. Это необычайная ценность, по крайней мере, для меня. Редкий парень отказывается от того, что легко доступно, и совсем не задумывается о том, что этот багаж будет тянуть плечи, когда придёт время для настоящего.
Слово «настоящее» мне понравилось. И про «тянуть плечи» тоже. Причём настолько, что я снова обрела дар речи:
- Много их было?
Кай на мгновение перестаёт дышать, и я уточняю:
- Доступных? Как сильно тянет твои плечи?
Я слышу, как ускоряется его сердцебиение, будто он вот-вот сядет на ракету и полетит в Космос.
- Викки, - медленно, негромко, но достаточно чётко произносит, - ты мне очень нравишься. Не просто нравишься, это что-то другое…
- Просто ответь, как много их? - наседаю, сама пребывая в шоке от собственной смелости.
- Некоторое количество. Плечи тянет, но это посильный груз.
Позже, лет пять спустя, Кай мне признается в том, что не весь его сексуальный опыт был удовольствием или хотя бы необходимостью. И подчеркнёт, что его связи и были именно опытом, в котором случались ошибки, самая большая из которых - неразборчивость.
- Сейчас я хотел бы урезать свою статистику. Сократить до минимума.
- А избавиться совсем? Быть у меня первым, как я у тебя?
- Если бы мы встретились в пятнадцать - запросто, - улыбается, - но при тех же исторических данных это вряд ли возможно, Вик.
Цифра пятнадцать меня напугала. Я в свои пятнадцать жила в виртуальных замках, будучи принцессой, и едва-едва узнала, что в природе существует такая пакость, как «месячные».
- Тебе было пятнадцать?
- Да.
- А ей?
- Тоже. Одноклассница.
- И как?
- Никак. Ей было больно, а мне стыдно.
- А потом?
- Потом лучше.
- А взрослые женщины у тебя были? Старше тебя.
- Были, но не намного старше. Совсем взрослые никогда не привлекали, - отмахивается. - Всегда было более чем достаточно сверстниц. Да и с ними проще.
- На каждой вечеринке?
- Ну… не на каждой…
- Ясно, значит, на каждой.
- Нет, Вик. Далеко не всегда.
- Но вечеринки у вас бесконечные, насколько я знаю.
- Это теперь, а раньше просто денег на них не было!
- А с кем же ты сломал свою отроческую кровать?
- Чёрт, Вик! Ты неугомонна! Может, хватит провокаций? Всё это было до тебя, какая разница?
- Это твоя история, события, разрисовавшие твою личность!
- Именно разрисовавшие, не более. Дурацкие рисунки, которые время выводит, как некачественные татуировки, - тут он тычет пальцем в место за ухом, где когда-то красовалась зелёная ящерица. Он вывел её недавно, но след до сих пор виден.
- Эта татуировка была для девушки?
- Вроде того, - кивает.
- Это с ней вы разломали кровать?
- С ней, - выражение его лица перестаёт быть игривым. Чем оно серьёзнее, тем пронзительнее печёт в моей груди.
- Кто она?
- Первая любовь, Викки. Чаще всего, это самый неуклюжий отпечаток на твоём сердце.
- Дженна? - выдыхаю.
Он тут же вскидывается, словно его ударили, и, всматриваясь в глаза, отрезает:
