На самом деле, это всего лишь техника, призванная помочь людям, пребывающим в растерянности, вновь обрести связь с самими собой.
Никакой потери контроля, никакого отключения сознания — маленький Эмильян играет, как всегда: вот и доказательство. Благодаря гипнозу уровень бодрствования понижается, пока не исчезнут помехи внешнего мира: исключая всякое стороннее вмешательство, гипноз помогает углубиться в себя.
Но Джербер в своей работе преследовал и более конкретную цель: научить детей наводить порядок в их еще такой хрупкой памяти, колеблющейся между игрой и реальностью, и отличать правду от того, что таковой не является.
Между тем время, выделенное для сеанса с Эмильяном, истекало, и эксперт мог представить себе, как хмурится Бальди, судья по делам несовершеннолетних, стоящая за зеркалом вместе с остальными. Она назначила психолога консультантом по этому делу, она же давала инструкции по поводу вопросов, какие следует задать ребенку. Перед Джербером стояла задача определить лучшую стратегию, направленную на то, чтобы побудить Эмильяна снабдить их именно данной конкретной информацией. Если ничего не получится в ближайшие десять минут, придется перенести слушание дела на другое число. Психолог, однако, не хотел сдаваться: они встречались уже в четвертый раз, наметилось некое продвижение вперед, крохотными шажками, но не настоящий прогресс.
Эмильян — мальчик-привидение — должен был повторить в зале суда то, что однажды неожиданно выложил школьной учительнице. Но с тех пор он ни разу не упомянул «историю с кладовкой», и в этом состояла проблема.
Нет истории — нет доказательств.
Прежде чем признать неудачной и эту попытку, гипнотизер решил применить крайнюю меру.
— Не хочешь говорить о кладовке — я с тобой не играю, — сказал он и, не дожидаясь реакции малыша, прекратил строить крепость. Мало того, взял несколько кубиков и стал возводить другое здание, рядом.
Эмильян это заметил и, оторопев, уставился на взрослого.
— Я рисовал у себя в комнате, когда услышал считалочку… — наконец проговорил он еле слышно, опустив глаза.
Джербер не выказал никакой реакции, ждал, что он скажет дальше.
— О любопытном мальчишке. Знаешь ее? — Эмильян повторил нараспев. — Вот любопытный мальчишка — в двери отодвинул задвижку — в темноте кромешной — голос слышится нежный — лукавое привидение — заманивает вареньем — любопытному мальчишке хочет разорвать штанишки.
— Знаю, — признал психолог, продолжая играть как ни в чем не бывало, разговор, дескать, как разговор, ничего особенного.
— Я пошел посмотреть, откуда это слышится…
— И что обнаружил?
— Это слышалось из кладовки.
Джерберу впервые удалось вывести Эмильяна за пределы игровой комнаты: теперь они находились в доме, где жил ребенок. Нужно было продержать его там как можно дольше.
— Ты пошел посмотреть, кто там, в кладовке? — спросил гипнотизер.
— Да, я пошел вниз.
Такое признание Эмильяна было важно. В награду психолог протянул ему кубик, позволяя участвовать в строительстве новой крепости.
— Там, наверное, темно. Тебе не страшно было идти вниз одному? — Психолог не спрашивал, утверждал, в первый раз проверяя надежность показаний маленького свидетеля.
— Нет, — ответил мальчик без малейшего колебания. — Там горел свет.
— И что ты там увидел?
Снова колебание. Джербер перестал передавать кубики.
— Дверь не была закрыта на ключ, как всегда бывает, — продолжал мальчик. — Мама говорит, что я не должен ее открывать, что это опасно. Но в тот раз дверь была приоткрыта. Можно было увидеть, что там внутри…
— Ты подглядывал?
Малыш кивнул.
— Разве ты не знаешь, что подглядывать некрасиво?
Такой вопрос мог привести к непредсказуемым последствиям. Услышав упрек, Эмильян мог замкнуться в себе и перестать рассказывать. Но чтобы получить неопровержимые доказательства, Джербер должен был рискнуть. Ребенок, который не в состоянии понять предосудительность собственных действий, не может считаться надежным свидетелем, когда дело касается действий других людей.
— Знаю, но тогда я забыл, что подглядывать некрасиво, — стал оправдываться малыш.
— И что ты увидел в кладовке?
— Там были люди… — только и сказал мальчик.
— Дети?
Эмильян покачал головой.
— Значит, взрослые.
Мальчик кивнул.
— И что они делали? — подстегнул его психолог.
— Они были без одежды.
— Как в бассейне или на море или как под душем?
— Как под душем.
Эта информация представляла собой значительный прогресс в показаниях: для детей нагота взрослых — табу. Но Эмильян преодолел препятствие, перестал стесняться.
— На них были маски, — добавил он, хотя Джербер больше ничего не спрашивал.
— Маски? — притворился изумленным психолог, которому была известна история, пересказанная учительницей Эмильяна. — Какие маски?
— Из пластика, с резинкой сзади, которые закрывают лицо, — пояснил малыш. — Животные.
— Животные? — переспросил психолог.
Мальчик начал перечислять.
— Кот, овца, свинья, филин… и волк, да, волк там тоже был, — выпалил он единым духом.
— Почему они были в масках, как ты думаешь?
— Они играли.
— Во что они играли? Ты знаешь такую игру?
Ребенок на мгновение задумался.
— Делали штуки из интернета.
— Штуки из интернета?… — Джербер хотел, чтобы Эмильян выразился точнее.
— У Лео, моего школьного друга, есть старший брат, ему двенадцать лет. Однажды брат Лео показал нам видео в интернете, там все были голые и как-то странно обнимались и странно целовались.
— Тебе понравилось то видео?
Эмильян поморщился:
— А потом брат Лео велел хранить секрет, потому что это игра для взрослых.
— Понятно, — нейтральным тоном проговорил психолог, избегая оценивать сказанное. — Ты очень храбрый, Эмильян, я бы на твоем месте до смерти перепугался.
— Мне не было страшно, потому что я их знал.
Психолог сделал паузу: наступил самый деликатный момент.
— Ты знал, кто были эти люди в масках?
На миг забыв о крепости, мальчик-привидение поднял взгляд на зеркальную стену. За этим стеклом пять человек молча ждали его ответа.
Кот, овца, свинья, филин. И волк.
Джербер знал, что в данный момент он не должен помогать Эмильяну. Надеялся только, что малыш, опираясь на опыт, накопленный за шесть лет жизни, найдет в себе мужество назвать по именам участников кошмара.
