Ретиф извлек что-то блестящее из кожаного мешочка на поясе и показал суду.
– Это разорванная цепь, – пояснил он. – Ее повредили во время кражи из хранилища Свиты в изгнании. – Ретиф растянул цепь поверх ограждения скамьи подсудимых. – А это – изумруд «Наполеон», когда-то он был вставлен в кольцо на руке легендарного Бонапарта. Другого такого в Галактике нет, и подлинность установить нетрудно. – В мертвой тишине звякнул маленький ключик, ложась рядом с цепью и драгоценным камнем. – Этим ключом вы сможете отпереть императорскую родословную книгу. – Наконец Ретиф извлек небольшую серебряную шкатулку искусной работы. – Пятна на мантии – кровь императора Ронара. Тогда же убийца отрезал палец императора, чтобы завладеть кольцом, на котором остались царапины.
Послышались возмущенные голоса. Ретиф замолчал, давая всем рассмотреть серебряную шкатулку в его руке.
Там лежала исключительно качественная копия императорской печатки. Такими же были изумруд и ключик, воспроизведенные в лабораториях Корпуса и точно повторявшие даже молекулярную структуру оригинала. При проверке их будут сравнивать с сохранившейся электронной матрицей; для положительного результата требуется полное совпадение. Сама печатка безвозвратно погибла при пожаре во дворце полтора века назад.
Откинув крышечку, Ретиф продемонстрировал великолепный камень винного цвета, оправленный в платину.
– Одна эта драгоценность доказывает, что Ролан – самозванец! Предлагаю суду сравнить ее с матрицей. А пока проводится экспертиза, я попросил бы суд еще раз обратить внимание на генеалогическое древо в моем офицерском патенте.
Секретарь отправился за аппаратурой и экспертами, судьи склонились над документом; зал гудел, теперь уже без умолку.
Вкатили матричный сканер. Председатель суда посмотрел на него и перевел взгляд на Ретифа.
– Это древо… – начал он, но тут коллега шепнул что-то ему на ухо и потянул за рукав. Судья кивнул.
Передав шкатулку секретарю, Ретиф вздохнул. Техники открыли дверцу и положили драгоценный камень в сканер. Затаив дыхание, Ретиф смотрел, как они возятся с регуляторами. Последний щелчок – и прибор мелодично запел.
– Кристалл соответствует матрице, – вынес свое заключение эксперт, отрываясь от приборов.
Возбужденные крики утихли, когда Ретиф обратился к председателю суда.
– Милорды! Пэры имперской Лилии! – Голос его звенел. – Свидетельством этой печатки мы, Ретиф, император божьей милостью, занимаем трон, принадлежащий нам по праву!
В ответном хоре голосов прозвучало изумление, смешанное с почтительным трепетом.
ЭПИЛОГ
– Прекрасная работа, господин министр! Поздравляю с новым назначением, – радушно произнес посол. – Вы показали, чего можно достичь, применяя индивидуальный и нестандартный подход там, где в теории ситуация безнадежна.
– Благодарю вас, господин посол, – улыбнулся Ретиф. – Сейчас, когда все позади, я и сам удивлен, как мне удалось выпутаться. Честно говоря, не хотелось бы еще раз оказаться в положении, требующем такой изобретательности.
– Признаюсь, когда Маньян сообщил, что вы займетесь этим делом, притом в одиночку, я попытался отозвать вас, но было поздно. Совсем не дело посылать единственного агента на задание, последствия которого столь серьезны и непредсказуемы. Боюсь, Маньяну пришлось нелегко. Он теперь на длительном отдыхе.
Конечно, подумал Ретиф. Он теперь на длительном отдыхе, а у меня дела идут как нельзя лучше. Опасные задания хороши тем, что в случае успеха оправдывают себя стократ.
Теперь у него есть постоянная должность. Можно надеяться, что дальше его ждет аналитическая работа подальше от Нортройяла.
Несколько недель его царствования были наполнены событиями. Ролана повесили на следующее утро, после бурного судебного заседания. Вплоть до последней минуты Ролан утверждал, что он не самозванец. Несколько утешает то, что он действительно лгал. Но будь Ролан настоящим императором, Ретиф все равно отправил бы его на виселицу.
Первое, что сделал Ретиф после коронации, – навсегда отменил турнир, а также исключительное право дворян занимать государственные должности. Он также освободил, с присвоением очередного звания, лейтенанта, который отказался арестовывать его. А Фицрейвена отправил учиться в военную академию: будущее парня было обеспечено.
Вспомнив о смущении белокурого чемпиона, он улыбнулся. Когда рука блондина зажила, Ретиф предложил ему сатисфакцию; тот в ответ попросил прощения за недальновидность. Оценив его благородство и твердость характера, император присвоил ему звание капитана гвардии и сделал пэром.
Затем были упразднены неправдоподобно сложные ограничения, тормозившие развитие общества, окаменевшие обычаи и священные традиции. Венцом всего стало принятие современной конституции: королевству предстояло следовать по пути просвещения, к славе и достоинству.
Принцессу Монику тоже приятно вспомнить. Настоящая принцесса, с родословной, к которой не смог бы придраться самый замшелый аристократ из старой гвардии. Ретиф отрекся от престола в ее пользу.
Конечно, родословная Моники не так богата – у Ретифа в роду насчитывается семь, а то и восемь императоров в изгнании, – но ее вполне достаточно. Тем более после прискорбной истории с узурпатором граждане Нортройяла были рады появлению просвещенного правителя.
Оказалось, что не так-то легко покидать престол, занятый почти без труда. Особенно не хотелось расставаться с прекрасной Моникой, слишком напоминавшей другую красавицу, из совсем другого времени…
Его краткая карьера гладиатора обернулась месячным пребыванием на больничной койке, но теперь все хорошо. Что готовят ему судьба и командование Корпусом?..
– …Великолепную изобретательность, – послышались чьи-то слова. – Вы, должно быть, прекрасно проработали свою легенду, подготовили все необходимые вещи и документы. А качество работы! Просто замечательно. Подумать только, обмануть первосвященника в святая святых храма!
– Тщательное изучение материалов, не более того, – скромно пояснил Ретиф. – В архивах Корпуса нашлось все, что было нужно. Пришлось повозиться с печаткой, но это заслуга наших специалистов.
– Грамота поразила меня еще больше, – сказал молодой советник. – Ведь деталей недостаточно, надо еще понимать психологию тамошней аристократии.
Оживленно беседуя, присутствующие потянулись в зал. Пора и ему. Рассеянно улыбнувшись, Ретиф посмотрел в глаза молодому агенту.
– И опять тут нет моей особой заслуги. Грамота у меня лежит давно, и, в отличие от остального, она подлинная.
На пороге
Перевод О. Степашкиной
Опершись локтем на кухонный стол, служащий сейчас рабочим местом, бригадный генерал В. Ф. Страут поднял бинокль и посмотрел через окно второго этажа фермерского дома на объемистый предмет, что лежал, чуть наклонясь, на краю леса. Он осмотрел фигурки, суетящиеся вокруг серой груды, потом снял трубку полевого телефона.
