Они добрались до Лейдена, посидели в кафе, держась за руки, погуляли по набережной. Бродили без всякой цели, почти не разговаривали, или перебрасывались фразами по поводу того, что видели вокруг.
Потом снова завернули в какую-то уютную пекарню с белыми столиками и мягкими кожаными диванчиками. Это оказался «Cinnabon» с его потрясающими воздушными булочками с корицей, шоколадом, ананасами.
— От одного запаха с ума сойти можно! — призналась Катя. — Ты любишь булочки с корицей?
— Не знаю, я не пробовал.
— Ни разу в жизни? Совсем ни разу?
— Совсем, — Сергей не шутил, он действительно не ел белый хлеб ни в каком виде, еще с Академии привык к этому. Его педагог был убежден, что хлеб плохо сказывается на ногах. — А ты?
— Я люблю. Мама пекла… А если мы попробуем здесь один раз? Как думаешь, что с нами будет?
— Превратимся в кого-нибудь…
— В кого?!
— Ну, не знаю, в кого-нибудь. Кто питается булочками с корицей.
Катя засмеялась и прижалась к его плечу.
— Ну Сережа, Сереженька, пожалуйста! Одну на двоих, и ты попробуешь. Говорят, они тут изумительные!
— Хорошо, давай, — сдался он и поманил официантку, — булочку с корицей и два кофе.
— Латте, эспрессо, капучино? Одну булочку? — уточнила девушка в темном козырьке и коричневом переднике, выжидательно глядя на странную пару.
— Ты какой кофе хочешь?
— Наверно, эспрессо, — она продолжала прижиматься к нему и головой склонялась на плечо Сергея.
— Тогда одну булочку и два эспрессо, — заказал он.
Официантка недоверчиво улыбнулась, записала заказ и ушла. В зале никого кроме Сергея и Кати не было.
— И она на нас так странно смотрела. Сегодня все как сговорились… На набережной оборачивались…
— Это на тебя. Платье и вообще…
— Что вообще?
— Ты необычная, не просто красивая — ты балетная.
Да, в этом все дело. Сергей и сам только понял, что Катя удивительным образом отличается от других женщин. Их он и вообще не воспринимал. Вероятно, у всех танцовщиков изменен эталон красоты и не балетные женщины перестают для них существовать.
И об этом когда-то, уже в старших классах, обучая парней премудростям жизни, его педагог говорил: «Они не породистые, как дворняжки, стать не та. Ноги, руки, грудь — все неправильное, не наше…»
Тогда Сергей не понимал, о чем он, да и потом не задумывался, женщины его никак не интересовали. Ни обычные, ни балетные. Но сейчас, глядя на Катю, он замечал, насколько она отличается от других, даже «балетных». Она была настоящей Принцессой самых голубых кровей. Пропорции, рост, мягкость линий рук и ног, шея, плечи, подъем — таких балерин видели в мечтах Бурнонвиль и Петипа.
И вот она, земная живая девушка, не Сильфида, не Бабочка, не Жизель — сидит рядом и собирается есть булочку с корицей. При этом она идеальна, прекрасна и принадлежит ему. И что за глупости она говорила дома? Как понять это: «Со мной что-то не так…»
Он смотрел на нее и смотрел, она не смущалась, не опускала глаза.
Подошла официантка, принесла заказ, еще раз окинула подозрительным взглядом странных посетителей. Наверно, и в самом деле трудно было ей соотнести Катино коллекционное платье и серьги с бриллиантами, про которые в России бы сказали: «В каждом ухе по Bentley», с потертыми джинсами Сергея и тем, что булочку заказали одну на двоих.
— Пахнет чудесно. Будем пробовать?
— Да, поделим сейчас, смотри, она и прибор принесла один.
— Я попрошу еще вилку и нож.
— Не надо, мы по очереди. Сейчас разрежем. — Катя облизала губы и старательно принялась делить хрустящую ароматную булочку. — Это тебе, открывай рот. Как можно жить и не знать, какие на вкус бывают булочки с корицей? — Она двумя пальцами взяла кусочек с тарелки и поднесла к губам Сергея. — Не бойся. А-а-а-ам… Ну? Что скажешь?
— Прожевать дай! М-м-м… Божественно! Что ты наделала? Теперь я буду есть их каждый день, и прощай вариации Филиппа. Теперь твоя очередь, — Сергей так же взял с тарелки кусочек булочки.
Они шалили как дети, было легко и весело. И хотелось касаться друг друга. Ничего подобного у Сергея в жизни не было. Он подозревал, что и у Кати тоже. Они познавали это впервые, как вкус и аромат синнабона, удивлялись, радовались, желали еще и еще. Между ними будто искры проскакивали, велико было волнение, как струна натягивалось ожидание того времени, когда дома, наедине, они смогут…
Дальше мысли их наталкивались на непреодолимую преграду. Страхи были у каждого свои, но они были. Сергей и Катя отодвигали это, замалчивали и все тянули время.
Солнце опустилось низко, позолотило воду в канале и упало за дома. Стемнело быстро, поднялся ветер, на набережной сразу стало сыро и неуютно.
— Пора нам, Катя, пошли к машине, еще пока доедем, — Сергей сказал это с сожалением. Не хотелось отпускать этот день, но он закончился, и надо было встать наутро к станку, потом репетировать до изнеможения. И снова, и снова. Но по-прежнему не будет, потому что есть еще вечер и ночь, которую они проведут вместе. Не так, как раньше.
— Да, — согласилась Катя, — поехали. Я домой хочу. Спасибо тебе за чудесную прогулку, за этот день.
— Он еще не закончился. — Сергей обнял ее и притянул к себе. Он понимал, что не время, что она не готова, есть еще нечто, разделяющее их. Но справиться с собой не мог. Слишком горячо и ново было то, что он испытывал. Неодолимо влекло его к ней. Он снова попытался поцеловать ее, но Катя отвернулась, опустила глаза, уперлась ему в грудь ладонями, высвободилась из рук Сергея.
— Я не хотела сегодня, но лучше скажу.
Он не сразу понял, желание туманило разум.
— Что скажешь?
— Про себя. — Она быстро пошла вперед, Сергей не сразу догнал.
— Катя! Ну куда ты, постой!
Она шла вдоль канала и не слышала его, она перестала воспринимать окружающее, ушла в свои мысли, воспоминания.
— Кэтрин! — крикнул он. Немногочисленные прохожие посмотрели в его сторону и на всякий случай остановились на углу. — Катя, пойдем к машине, ты мне дома все расскажешь. И обещаю, я пальцем тебя не трону, раз тебе это неприятно.
