– Забегай дружок сюда, и дверь закрой. На кухню они пока не лезут. Хотя одна пыталась из раковины, я ее ножичком порезал. Другим теперь боязно. Но это до поры до времени. В спальню поначалу тоже не совались, а потом вконец обнаглели. Теперь и не прилечь, они тут как тут.
«О чем мне с ним говорить, не о руках же? Похоже, я тут встрял!»
– И долго ты тут сидишь? – поинтересовался я из приличия, заглянув на всякий случай в ржавую раковину.
Грязная кухня не вызвала сильной неприязни, пока у косяка не пробежал огромный рыжий таракан. Столешница была заставлена мутными стаканами и пустыми бутылками, среди которых беспорядочно валялись обожженные ложки. На стене круглые часы, навсегда застывшие ровно на шести.
– Что за дурацкий вопрос. Все соседи знают, со смерти стариков своих переехал и живу.
– Я там, на обоях кровь видел, это не ты их случайно?
– Э-э-э, ты поаккуратней со словами то. Стариков любил своих. Уважал. Даже рад, что они меня таким не видят, – виновато опустил он голову. – Та кровь от шпица, неудачно вколол.
– К тебе никто тут не заходит? Лысый такой парень, к примеру, крупный.
– Лысый мой Мишка, брат. Но он ко мне не заходит, стыдиться.
– Что, вообще никто не заходит?
– Пару санитаров заходили. Я их нормально отделал так.
«Опять санитары!» Такое сходство с моим дедом было уже интересным, и не походило на простую случайность.
– А что они хотели? – спросил я, косо посматривая на дверь.
В рифленом стекле появились чернеющие силуэты рук. Стекло захрустело от их нажима, а круглая ручка судорожно закрутилась.
– Они хотели забрать меня в психушку. Никто ж не верит, что в моей квартире эти жуткие руки. Решили вызвать мне подмогу, так сказать, но лучше б помогли их выжить, – указывая на скопление жутких пальцев, обреченно признался он.
– Как тебя звать? – заторопился я с расспросами.
– Виктор.
– Я Антон, очень приятно. И знаешь, я тебе не сосед на самом деле. Я Надин друг.
Наркоман сжал кулаки и уставился на меня воспалившимися глазами.
– Хахоль ее новый?
Виктор приподнялся со стула.
– Нет, нет… Я друг! Она послала меня сказать, что санитары те были не из психушки.
– А откуда они еще могли быть? – уже не на шутку злился мужчина.
– Они были из родильного отделения. Надя родила от тебя ребенка и хочет, чтоб ты пошел познакомиться с ним.
– Что? – недоумевал он.
Вдруг глаза Виктора прояснились, и вместо тусклых белых пятен налились небесной голубизной.
– А кто родился то? Мальчик иль девочка? – тихо спросил он, вытирая с щек от слезы.
– Дочка родилась.
Теперь я врал профессионально, выдумывая практически налету.
– Так отвези меня к ним! – вдруг взмолился он.
– Я не могу, у меня нет автомобиля, а роддом далеко.
– И что же делать?
Виктор возбужденно вскочил и принялся ходить из угла в угол, обдумывая обрушившиеся на него новости. Тем временем за дверью все стихло.
– Так вот чего она так злилась последний раз? Она ж залетела от меня, вот и мучилась. Думала, ребенок безотцовщиной будет. Эх, Надюха!
Он снова вытер заплаканное от счастья лицо и прислушался как сторожевой пес.
– Пришли! – вскрикнул Виктор, заслышав шаги, – ну все, поеду! Спасибо, брат!
За стеклом появилось сиреневое свечение. Дверь медленно отворилась, и на кухню зашли уже знакомые мне парни в медицинских халатах. Они подхватили Виктора под руки и вывели в коридор.
– Эй, ребят, я тут пару вещей хотел спросить по-быстрому, – поспешил я за ними.
– Слушаю, только по-быстрому, – повернулся ко мне самый из них разговорчивый.
– Как мне вернуться назад?
– Просто ляг обратно на диван, – протараторил он, явно куда-то опаздывая.
– Почему вы сами не можете говорить «им» все это? – жестами указывал я на Виктора, подразумевая и своего деда Павла тоже.
– Ангелы не могут врать, нам запрещено, – коротко заключил он и широкими шагами вышел из квартиры.
У меня оставался еще вопрос, но мой рот словно налился винцом. Каким-то органом чувств я вдруг понял, что моя пара вопросов к ангелам закончились, и дорогу к Жене придется искать самому.
Я неспешно зашел в зал, где теперь было пусто. Трещина в стене почти затянулась, а за окном появился тусклый свет.
«Неужели рассвет?»
Я подошел к окну и отдернул дырявую штору. Впереди возвышался черный лес, окутанный туманом. Яркий диск луны озарил поляну. Внизу стояла Женя. Она смотрела в мое окно, молитвенно сложа руки, и неразборчиво что-то бормотала. Ее глаза блестели от слез, и казались лишенными надежды.
«Открыть окно и прыгнуть к ней? Так, как советовал Харон?!»
Я потянулся к оконной ручке, но не нашел ее. Вся рама оказалась цельной, без единого намека на существование ручки.
«Возможно, я мог разбить стекло, но чем?»
Зальная комната была пуста, не считая дивана, который мне был необходим для возврата. Я ринулся на кухню, но ее дверь оказалась закрыта. Та хлипкая дверь, что вот-вот поддалась бы мертвым рукам, теперь намертво приклеилась к гнилой раме. Я кинулся в спальню, но вместо нее чернел обрыв. В другой стороне коридора лишь холодная металлическая дверь, закрытая намертво.
«Отсюда снова к ней не выйти!»
Я снова подошел к окну. В черном лесу светили глазами темные тени. Они пристально смотрели на Женю, пока что, не видя меня. Вдруг дверь в зал, словно от сквозняка, качнулась, а затем захлопнулась с невиданной силой. За рифленым треснутым стеклом подходила темнота. Я мигом понял, что надо уходить, этот мир исчезает с уходом из него Виктора. Запрыгнув на покривившийся диван, я занял исходное положение и постарался мысленно перенестись в обставленную комнату Харона. Лишь только я закрыл глаза, как издалека к моему уху подобрались голоса:
– Антон! Антон! Вставай!
Я снова не мог выйти. Раз за разом открывая глаза, я все еще обнаруживал себя в полуразрушенной квартире. Собравшись с силами, я напряг все свое существо, и мысленно перенесся в тело. Я велел себе это сделать каждым мускулом физического тела и каждой частицей незримого сознания. Теперь я знал, что уже был не там, но еще и не был здесь. Тугое неповоротное тело сопротивлялось приказам воли. Я тщетно боролся с каменными веками в попытке хоть на миллиметр открыть их. Вдруг со стороны левого уха послышался странный звук. Ко мне кто-то приближался, шоркая тапками. Вскоре я услышал его тяжелое дыхание, а в следующую секунду он хриплым голосом заорал мне в ухо омерзительное «Бу-у-у». От испуга я открыл глаза. Надо мной повисли волосы Толика.
