– Какой клички? – не поняла я.
– Ну, Кирилл Натутов всем девушкам-ведущим на том проекте давал прозвища. А тебя он называл нормально, понимаешь? Видимо, твой сильный характер и твои принципы его пугали и не позволили продлить с тобой контракт.
Не помню, как добралась в тот вечер до дома. Помню, что напоследок перечисляла Гуле, какие письма на тот момент я уже успела написать: президенту, Миронову, правозащитнику Павлу Астахову. И какие надежды возлагала на крупных политиков, которые, как мне казалось, должны обязательно откликнуться на мою беду и защитить права моего ребенка. Но надежды медленно растворялись, а ясность так и не приходила. Слова «бесполезно» и «патогенность» металлическим эхом звучали в воздухе. Они отражались в подглядывающих за мной витринах столичных магазинов и стеклах пролетающих мимо автомобилей. Но Гуля сумела напомнить мне о том, о чем я сама уже давно забыла. Я вспоминала свою работу на ток-шоу и отношения с бывшим начальником. Какой мне следовало быть, чтобы он меня тогда не уволил? В чем проявлялась моя «непокорность»? И почему с женщинами, которые не готовы облизывать ботинки и которым не дашь ходовую кличку, мужчины так расправляются? Может, здесь и кроется вся проблема? Может, в этом стоит искать причину разрушенной семейной жизни? Неужели в нашем обществе действительно не существует равных прав между мужчиной и женщиной? Неужели женщина, позволившая себе быть свободной, должна быть наказана? И максимальная мера наказания – отлучение ее от самого главного в жизни – ее ребенка.
В Москве я остановилась у друзей – семейной пары Инны и Али́. Их маленькая дочка говорила на двух языках – на русском с мамой и на турецком с папой. Открыв дверь, Инна обняла меня и проводила в проветренную комнату, где была заботливо приготовлена постель. Моя подруга знала, что я люблю спать с открытым окном.
Легла в кровать уже поздно ночью.
Даже закрывая глаза, не получалось остановить слезы. В какой-то момент я перестала обращать на них внимание, даже вытирать. Вспомнились слова Жени Чахоян: «Не надо бояться падать, ведь достигнув самого дна, можно от него оттолкнуться». Кажется, тогда я была на дне. То, что затем стало приходить со мною, трудно описать словами.
Я увидела и ощутила внутри себя голубой свет. Словно теплым пледом, свет полностью укутывал существо, проливавшее слезы в темной холодной комнате на большой кровати. Я легко подчинилась этой силе, ведь она была во много раз больше и старше меня. Растворившись в голубом свечении, незаметно и плавно я погрузилась в чистое состояние, чувство безусловной любви. Это было так естественно! Меня целиком наполнил голубой свет, не оставив места мыслям, чувствам и беспокойству. Только голубой свет, и только Любовь. Мое Я, как отдельная, страдающая личность, на фоне бесконечной абсолютной Силы, переставало существовать. Вместе с ним уходило и страдание. Можно сказать, что в тот момент мне пришлось признать существование лишь этой Силы. Сливаясь с ней, я становилась легче и наполнялась силой.
Я четко понимала, что не сплю. Однако разум заботливо подсказывал, что такое может происходить лишь во сне. Как у Льюиса Кэрролла в «Алисе в Стране чудес». Размеры, казавшиеся абсолютными, вдруг стали относительными.
Люди вдруг показались такими маленькими, слабыми, чрезвычайно уязвимыми и достойными только Любви и Сострадания. Мне даже захотелось упасть в ноги своим врагам и просить у них милости до тех пор, пока меня не пустят к главному сокровищу моего сердца – Ксюше. Обида больше не останавливала меня. Эта картина снова и снова проигрывалась в моем воображении.
Любовь, открывшаяся мне, была намного больше зла! Это стало настолько понятно и осязаемо, что, когда невероятная сила открылась мне во всей своей мощи, я растворилась в ее потоке. Фактически я и стала этим потоком, потому что отдельно от него «меня» не существовало. Вернее, то, чем была в тот момент Я, было совсем не то, чем я привыкла быть до этого. Возможно, в эту ночь случилось то, чего добиваются монахи в кельях, отшельники и саньясины, закрываясь на годы в пещерах, многочисленные паломники в скитах и ашрамах: выйти из своего эго. Трансцендентироваться и слиться с чем-то большим. Моя душа вышла из тела, чтобы встретиться со Вселенской Материнской Душой.
Конечно, любые слова лишь приземляют смысл того переживания, но без них сложно обойтись, описывая этот опыт. Только в ту ночь я предельно четко разглядела незначительность всего, что составляет вектор моего существования. То, от чего седеют волосы, на что трачу свои дни и ночи, свои биологические и космические силы и, в конце концов, свою уникальную «здесь-и-сейчас» Жизнь. Когда удалось раствориться в чем-то, что находится за границей повседневной жизни, я перестала жить на Земле так, как жила до этого.
Мы очень давно заснули, забыв про свои возможности и про свою величайшую, как сама Жизнь, силу. Мы поменяли ее на что-то, что давно переросли, как дети – песочницу. От того Знания Жизни нам осталась лишь «точка зрения». Ограниченные, обыденные представления. Мораль, оценки, табу. Теперь мы угадываем правила, переписывая их из года в год. Именно они отдаляют людей друг от друга, делают их такими маленькими и уязвимыми, ведут от смерти к смерти. То, что мне открылось, было свободно от морали и оценочных рамок. Там все Едино, и все стоит на службе у Любви. Вспомнились слова писателя и психолога Роберта Антона Уилсона
[3]: «Все мы – гиганты, воспитанные пигмеями, которые привыкли жить, мысленно сгорбившись». Я пыталась запомнить чувство этого голубого света внутри, не хотелось его терять, превращаться снова в «пигмея». Не помню, как уснула.
Приснилось, будто я еду в Новороссийск, к дочке. Приезжаю к дому, который хорошо знаю, поднимаюсь на второй этаж. Мне открывают дверь. Все радуются и бегут навстречу. Я тоже радуюсь. Я бесконечно счастлива видеть свою свекровь и своего мужа. Потом ко мне бежит Ксюша, и все расступаются, освобождая ей путь. Картинка немного замедленная, как старый, чуть засвеченный фильм. Ксюша громко и радостно произносит «Мама!» Я подхватываю дочку и кружу ее в объятиях. Мы складываемся вместе, как пазл. Крепко обнимаю ее. И счастье навсегда остается там. Как памятник из лучей света, который невозможно сдвинуть, деформировать, убрать…
Проснувшись утром, я долго не вставала с кровати и думала о своем сне. Даже глаза держала закрытыми, чтобы не испарилось, не ушло все это. Счастье нет надобности похищать! Ему надо лишь открыться, довериться, отдаться. Не присваивать, словно оно может тебе принадлежать, а именно отдаться счастью, отдаться – полным выдохом. Не помня себя: потому что тебя как такового нет, есть только представление о себе. Это представление и есть не что иное, как стена, тюрьма, скрывающая истинное счастье. Но счастье свободно от примесей и заблуждений. Однако как сложно бывает увидеть разницу, освободиться! Потому что человек, живущий всю жизнь в тюрьме, даже не подозревает о свободе. Воспринимает свою тюрьму как истинную «нормальную» жизнь. Ему не дано почувствовать разницу, потому что он не знает другой реальности.
