– Твоя дочь у него или нет? Где он скрывается? – уточнил Немец.
– Да, у него. В этом городе, – боязливо ответила я.
– Так я и спрашиваю, почему же? Почему ты здесь, а он издевается над тобой и ребенком?
– Но… Так я же пытаюсь договориться, хожу в суд…
Немец прервал меня.
– Я могу тебе помочь. Дам тебе одну вещь. Это винтовка шестидесятых годов. Привезена из Калмыкии. Абсолютно чистая, еще не стрелявшая. Надо? Бери!.. – и он невозмутимо поднялся и направился в дальний угол гаража. За книжным стеллажом была еще одна встроенная ниша. Пока Толя следил глазами за его перемещениями, я продолжала смотреть в то самое место над креслом, где только что был Немец. Его слова все еще звучали в моей голове. Наконец, он вернулся с оружием в руках.
– Нет, не надо! То, что вы предлагаете… Это невозможно. Это же… – я не решалась произнести вслух то, о чем боялась даже и подумать. Я попросила горячей воды, чтобы выпить лекарство, так как к горлу снова подступил кашель.
– Девочка, да тебе просто надо убить этого урода! И забрать у гадостной свекрови своего ребенка… Разве ты не этого хочешь? – Немец явно не представлял себе других вариантов.
– Я хочу забрать Ксюшу! Но я не хочу никого убивать! Разве можно… человека… убить? – растерянно лепетала я. Толя недоуменно переводил взгляд с меня на Немца. Все это время Толя напряженно соображал, как же нам следует поступить: так, как делаю я, проигрывая раз от раза, или так, как предлагает Немец, коллекционер-философ, внушающий ему доверие и служащий авторитетом? Судя по всему, в этот момент Толя проходил очень важное нравственное испытание. И я, видимо, тоже. Первый раз мне предложили такой радикальный подход к вопросу и, более того, даже инструмент для расправы. Может, пришло время перейти эту черту, разделявшую нас с дочерью? Перейти из обороны в наступление?
– Значит, ты еще не готова, – прервал мои размышления Немец. – Тогда терпи и дальше!
Он вернул винтовку на место. Я молчала.
Немец был прав. Даже признавая обоснованность применения радикальных действий в этих обстоятельствах, я все же не считала себя вправе возвращать Ксюшу такой ценой. Я не желала смерти даже своим врагам. Но мне пришлось задуматься: сколько еще я смогу терпеть, пока не дойду до той черты, до той точки невозврата? Неужели когда-нибудь мне придется вернуться к нему в гараж и поступить так, как он советует? Возможно. Но в тот момент я пришла к выводу, что такой путь не для меня.
Глава 10
Как хотелось поскорее пережить эту безжалостную зиму. Кажется, она состарила меня лет на сто. Когда неизменный пейзаж за окном с видом на закрытое кладбище «Солнечное» стал совсем невыносим, а кашель понемногу утих, я заставила себя выйти из дома, взяв с собой ноутбук, чтобы написать очередные обращения и заявления.
– Здравствуйте! У вас есть Wi-Fi? – спросила я официантку в первом попавшемся кафе.
– Сейчас уточню у повара, – растерянно ответила она и собиралась отлучиться, но я ее остановила и, поблагодарив, пошла искать дальше. Беспроводной интернет в Новороссийске был редкостью. Провинциальные издержки проявлялись не только в этом. Вместе с технологиями, которые просто сюда еще не дошли, люди не то чтобы не знали – даже не слышали – про Пелевина, про БГ, про Курехина… Я не встречала в Новороссийске ни одного йога-центра или лофта. С трудом отыскала музей современного искусства, но и тот оказался закрыт. Все, к чему я привыкла в Петербурге, здесь оказывалось недоступно. Аудитория канала ТНТ не интересовалась современным российским кино, философией или даже, на худой конец, политикой. Оплот материальной озабоченности, ханжества и сплетен, Новороссийск все больше напоминал мне о несчастном замужестве, из которого хотелось скорее вырваться на свободу.
Пока я искала кафе с доступом к Wi-Fi, переходя от одного кафе к другому, с удивлением обнаружила, что люди стали узнавать меня на улицах. Кто-то подходил знакомиться, кто-то просто показывал пальцем. Вскоре мне удалось найти заведение, в котором на мой вопрос о «вай-фае» официанты не спросили, что это, а с деловым видом кивнули. Это было кафе в самом центре Новоросса, в недавно открытом торговом комплексе «Красная площадь». Я стала их постоянным клиентом. Однажды, в том кафе, к моему столику подошел мужчина. Молодой, спортивного вида парень оказался москвичом, поэтому сразу приметил во мне «неместную».
– Илья, – представился он. Мы разговорились. Он не задавал мне вопросов, что меня вполне устраивало. Я с удовольствием слушала рассказы Ильи о том, как он объездил на велосипеде всю Австралию, и о том, как ему по наследству достался огромный санаторий советских времен.
– И где же ваш санаторий?
– В Кабардинке, совсем недалеко отсюда. Вы можете остановиться у меня в любое время… Совершенно бесплатно.
Пока я думала, что ответить, Илья объяснил:
– Я знаю о вашей ситуации, видел в газете. Не ожидал встретить вас лично! Простите, что отвлекаю своими рассказами! Надеюсь, смогу быть полезен. Могу еще предложить казенный русский автомобиль и консультации своих юристов.
Мы подружились. Илья не мог представить, что мой «проект» окажется столь долговременным, и очень этому удивился. Его высококлассные юристы были в моей ситуации уже бесполезны. Зато мы обнаружили целую уйму общих интересов.
У меня стали появляться новые знакомые. В газетных киосках продавались уже несколько газет с нашей с Ксюшей фотографией и текстом. Вскоре со мной через интернет познакомился еще один человек – Влад. Было странно, но он сразу изъявил желание участвовать в моей нестандартной ситуации, как только прочитал о ней.
– Прятать ребенка от матери в городе с населением в 250 тысяч – что за бред?! – возмутился Влад.
Его отличал мягкий голос и вдумчивый взгляд. Влад работал в местном ФСБ и уже на следующий день после знакомства принес распечатки всех перемещений Проценко в пределах России за последний год. Увидев их, я ужаснулась: после нашей встречи в Петербурге, когда Рома говорил искренние слова и подарил мне путевку на Бали, он якобы спешил на поезд до Москвы. Но на самом деле поезд отправился в Новороссийск! Я снова испытала горечь обмана и предательства.
Еще увидела, что Рома много ездит, а значит, редко бывает дома, с Ксюшей. Я поделилась с Владом сожалением о том, что Ксюша при живых маме и папе сделалась абсолютной сиротой, запертой в четырех стенах с бабкой и ее подельниками.
– Слышала про Кущевку? – спросил Влад.
– Да, слышала, что целой станицей правила банда Цапка.
– Это история про то, что политическая власть и все определение реальности вырастают из ствола винтовки. И эта «Кущевка» в Краснодарском крае – повсюду…
Я задумалась о власти. Понятие «власть» относится ко многим видам отношений: власть родителей, власть привычки, власть предрассудков, власть разума, власть старших, власть денег, власть религии, власть идеологии, судебная власть, власть мафии… При всей неоднозначности этих понятий можно, однако, отметить одну объединяющую их характеристику: все они отражают отношения, в которых воля и действия одних господствуют над волей и действиями других. Обобщенно и неконкретно – «властями» называют в нашем обществе что-то абстрактное, неизменное, управляющее нашей жизнью. Таким образом, в самой ментальности глубоко заложена позиция подчинения. Если Влад прав, то здесь, в Новороссийске, как и в станице Кущевской, над законом доминирует власть денег и животного страха перед физической расправой. Совсем скоро я в этом убедилась.
