Вскоре на суде Проценко заявил, что знает о том, что я нанимала детектива, и о том, что выслеживала их, чтобы забрать Ксюшу.
Видимо, Макарыч решил, что Проценко – клиент более платежеспособный, и сдал ему информацию. Так что теперь в Новороссийске слежка велась уже за мной. Влад несколько раз проверял и подтвердил, что за мной «хвост». И сказал, что в своей практике еще не встречал таких технологичных рейдерских захватов ребенка.
– Тебе нельзя оставаться больше в «Трапезунде», как бы «внезапный трактор» не наехал, – тонко намекнул мне сотрудник секретной службы.
У Влада была одна конспиративная квартира в самом центре города, с балконом и котом. И я наконец-то съехала с «Трапезунда», и вид на кладбище поменялся на вид на «Красную площадь» (центральный торговый комплекс Новороссийска).
Однажды утром, выйдя на балкон, я увидела там необычные растения. Меня никогда не интересовали наркотики. Но обнаружить ростки конопли в самом надежном убежище враждебного города казалось невероятным. Я решила не задавать Владу вопросов. Наша жизнь и так изобилует парадоксами.
Глава 12
Дома в поздний час меня ожидал телефонный звонок из Москвы. Пресс-секретарь Ольги Слуцкер сообщила, что только что подтвердилась съемка программы «Честный понедельник» с Сергеем Минаевым на канале НТВ. Съемка была назначена на следующий день.
Планировалось обсуждать тему семейного киднеппинга и поправок в закон, проходивших слушания в Государственной думе. Среди заявленных участников ток-шоу, помимо самой Ольги Слуцкер, была депутат Государственной думы, председатель комитета по вопросам семьи, женщин и детей Наталья Карпович и Виктор Батурин, предприниматель, более известный как шурин мэра Москвы.
Ольга Слуцкер пригласила меня участвовать как одну из матерей, ставшей жертвой «семейного киднеппинга». Чтобы наконец заставить законодателей сдвинуть дело с мертвой точки, надо было показать им горе «крупным планом». Я была согласна, ведь если мое присутствие поможет убедить политиков в нужности принятия поправок и ужесточения законодательства, то я готова выступить и сделать все, что от меня зависит. И, в конце концов, я думала, что огласка поможет мне скорее вернуть Ксюшу. Всю ночь прособирав вещи, под утро я выехала в Краснодар, чтобы сесть на первый же самолет до Москвы.
На проходной у входа в телебашню суетились люди, оформляя пропуска. Мне вручили пропуск, и, миновав двойной контроль, мы куда-то пошли по длинным коридорам Останкино.
Редакторы программы долго обсуждали историю моей разлуки с Ксюшей. Они настаивали на том, чтобы я рассказала всю правду о кубанском квазиправосудии от первого лица.
Подошла Ольга Слуцкер. После нескольких месяцев переписки мы наконец-то встретились воочию и тепло обнялись, как старые знакомые. Когда я впервые увидела Ольгу, то сразу почувствовала в этой миниатюрной женщине невероятную внутреннюю силу. Она излучала мудрость и высочайшее самообладание. Я испытывала глубокое уважение и благодарность к Ольге за то, что в своем блоге она сплотила всех, кто переживал узаконенное в нашем государстве на-сильное разлучение с детьми. Вместе с другими матерями, также пришедшими на передачу, в кафе телецентра мы долго обсуждали юридические моменты и стратегии, имеющиеся в правовом поле, которые могли бы нам помочь вернуть наших детей. Каждая делилась своим опытом хождения по судам и инстанциям, и всякая история разлуки была похожа на мою собственную, как будто была написана под копирку. Ольга Слуцкер стала нашим рупором: на личные трагедии простых женщин, разлученных со своими детьми, СМИ стали теперь обращать внимание.
Редакторы на ходу корректировали сценарий, объясняя каждому участнику ток-шоу его роль. Мне были выделены место в зале и пять минут, с возможностью вступать в общую дискуссию. Пока делали грим, ко мне подошел мужчина, представившись телевизионным психологом. Оказалось, что в эфирном штате теперь предусмотрен и такой специалист: это было не случайно, ведь повышенная стрессогенность телешоу могла сравниться разве что с прыжком с парашютом. Стараясь меня настроить, психолог тщательно проговаривал те эмоции, которые я могу позволить себе не скрывать от общественности. Мне дали микрофон и завели в студию. Документы и судебные решения взять с собой мне не позволили, все свои вещи я оставила в гримерке. Меня усадили неподалеку от «главной сцены», на которую один за другим к трибунам выводили главных действующих лиц. Ольга Слуцкер беседовала с Натальей Карпович. Сергей Минаев переминался с ноги на ногу, о чем-то переговариваясь по внутренней связи с режиссером, и настраивался на непростой разговор. Обстановка в студии накалялась с каждой минутой, предвещая жаркие дебаты. Когда на площадке появился Виктор Батурин, отбиравший детей у всех своих жен, в зрительном зале явно ощутилось напряжение, люди вокруг начали перешептываться. Не обращая ни на кого внимания, Батурин чванливо взобрался на сцену и, пожав руку ведущему Минаеву, занял место одного из главных героев. Рядом со мной сидела Снежана, мама, уже полгода как разлученная с дочерью Аришей. Мы также были знакомы заочно, но впервые встретились только сейчас.
Свет погас, и невидимый голос объявил: «Тридцать секунд до записи!»
[5]
Начался последний отсчет, я видела, как ерзают от волнения герои ток-шоу. Послышалась команда «Мотор!», студия замерла, уступая место волшебству под названием телевидение. Пошла звуковая заставка, засасывая нас в какой-то параллельный мир; тут же в такт загорелись огоньки, выделяя центральное пространство студии с тремя главными действующими лицами у трибун; а кран с видеокамерой совершил через всю студию эффектный марш-бросок, наехав на ведущего под выгодным ракурсом. Неожиданная инверсия – Минаев тут же включился, как телевизор от кнопки пульта, и бодро поздоровался с телезрителями, обозначив тему сегодняшнего эфира.
Упомянув о караване бракоразводных процессов и звездных войн за детей, ведущий сетовал на то, что необходимо по-новому взглянуть на Семейный кодекс. Для этого в студию были приглашены как авторы поправок, так и герои скандалов.
Ольга Слуцкер, являясь одним из инициаторов закона, уже два года воевала за детей. Она заявила, что главное – исключить изоляцию детей и не прерывать общение мамы и папы с детьми на время суда. «Мое дело слушалось более 11 месяцев. Своего мальчика я первый раз увидела в суде после 11 месяцев разлуки. Мой ребенок, который без меня до этого не проводил ни одного дня, мы были с ним самыми лучшими друзьями, тогда испуганно жался к папе и был вынужден отвечать два часа на вопросы судьи и сотрудников органов опеки, притом никто из них не имеет психологического образования. Ребенок вынужден был фактически выбирать между мамой и папой».
Батурин высказался в духе того, что неправильно рассматривать то, что изначально направлено на разрушение семьи. Когда же микрофон перешел к депутату Государственной думы Наталье Карпович, она справедливо заметила, что сейчас работает один закон: «кто сильнее, тот и прав».
