В Новороссийске нас встретила Рита, и вскоре мы подъехали к дому Дымовского и устроили «мозговой штурм».
– Какие есть адреса? – спросил бывший милиционер.
Я рассказала о своем недавнем «дежурстве» на адресах, и все сошлись на том, что с большой долей вероятности, учитывая теплый сентябрь, семейство Проценко может быть на даче в Широкой Балке. Мы отправились туда. Машина остановилась на нижней дороге, до дачи оставалось метров сто. От дома Проценко машину отделяла крутая гора с густым лесом. Сам дом был не виден, но сквозь пролесок я заметила человека, благодаря его красной куртке. Фигура застыла, видимо, человек пытался разглядеть нашу машину сверху. План был такой: Кирилл Палыч и Дымовский поднимаются по дороге на дачу, находят нужный дом и прикидываются командировочными из Москвы. Их задача – снять домик у Проценко либо рядом и поселиться в нем. Так сказать, «внедриться в логово врага». Оба понимали, что никак нельзя выдать своего главного интереса, но при этом надо попытаться собрать максимальное количество информации: какая обстановка, кто живет на даче, сколько вокруг соседей и, главное, есть ли там Ксюша. Я осталась внизу, не находя себе места от волнения. А вдруг получится уже сегодня забрать Ксюшу? Через некоторое время я заметила, что они спускаются обратно к машине. Наблюдая за их походкой, пыталась понять, что произошло на даче.
– Почему ты не сказала, что там забор? – возмутился Дымовский.
Действительно! Забор появился недавно, и я просто забыла его упомянуть. Ведь раньше вокруг дачи забора не было.
– Он синий и высокий, – подтвердил Кирилл Палыч, – там еще стоит машина белая.
– «Мазда», – уточнил Дымовский.
Вспомнился разговор со знакомой, которой хвастался сам Агаджанян: дескать, встретил он бабу, та взяла его на работу, дала жилье и машину новую купила, а скоро и дом подарит. Значит, работник Проценко шел на повышение. Не за те ли показания в суде, которые сыграли решающую роль в вынесенном мне приговоре?
– И что, что там за забором? – спросила я.
– Видели мы Ксюшу. Сидит играет на площадке, – спокойно доложил бывший майор.
Я в нетерпении перевела взгляд на Кирилла Палыча.
– Да дяденька рядом с ней был, Светлана Александровна. С топором, – вздохнул Кирилл Палыч. – Представился Володей.
– Колол дрова, – добавил Дымовский.
– Ну! А вы что сказали? Удалось договориться о домике?
– Удалось. Володя обещал переговорить с хозяйкой, чтобы завтра мы могли заехать.
Тут я заметила, что между Кирилл Палычем и Дымовским установилось какое-то разногласие и оба что-то недоговаривают. Потребовалось несколько минут, чтобы вытащить из Кирилл Палыча: «Можно хоть сейчас пойти и забрать. Не знаю, почему Алексей включил заднюю?» Он решительно посмотрел на Дымовского. Майор, привыкший играть в героя, закурил и, якобы со знанием дела, стал объяснять:
– Ну как мы сегодня заберем ребенка? В метре от нее человек с топором! Куда!?
– Ну и что? – перебил Кирилл Палыч. – Нас же двое!
Мы все напряженно молчали, обдумывая произошедшее. Я остро осознавала, что нахожусь всего в ста метрах от Ксюши, внутри меня все кипело, как в микроволновке. Но я была вынуждена отступить. Отступить из-за страха, что ситуация может выйти из-под контроля и мой ребенок может пострадать. Сейчас Ксюша играла рядом с тем человеком, благодаря показаниям которого месяц назад меня осудили. Ночью я долго не могла уснуть, Кирилл Палыч безуспешно старался отвлечь меня своими историями. Мы ждали, что будет завтра.
На следующий день Рита привезла нас на то же место на нижней дороге. Дымовский сидел на переднем сиденье, а мы с Кириллом Палычем сзади. Казалось, пролесок надежно укрывает нас от посторонних глаз. Но даже в этом неприметном месте отчего-то становилось не по себе. «Командировочные» были готовы заселяться, и Кирилл Палыч позвонил Володе.
– Алло, добрый день. Мы прибудем уже через десять минут, – сказал он.
– Извините, но хозяйка против, дача больше не сдается, – ответил Агаджанян. Я узнала его голос по акценту. Мы переглянулись. План срывался.
На верхней дороге показались две фигуры, которые направлялись через лес прямо к нашей машине. Одной из них была свекровь в красной куртке, а второй, видимо, ее соседка.
– Прячься под сиденье! – скомандовал Дымовский. Все произошло быстро, и я забилась в угол, как мышь.
Свекровь подошла к нашей машине, попыталась заглянуть в окно.
– Вы что-то потеряли?
– Мы приехали снять жилье.
Лариса с подозрением оглядела салон и процедила что-то в ухо своей спутнице. Пока она стояла у машины, в моей голове стучал вопрос: а что, если выскочить, помчаться наверх сквозь лес и забрать Ксюшу… Но дадут ли нам уйти? Ведь все выезды с дачи хорошо известны Ларисе, и они тут же будут перекрыты. Сколько же голов надо отрубить этому «Змею Горынычу»? Пришлось снова подавить всплеск адреналина, гнева и желания наконец обнять моего ребенка. Какое-то время я смотрела на удаляющиеся спины Ларисы и соседки, унимая дрожь. А потом Кирилл Палыч стал вытирать мои слезы. Все, что мы так долго готовили, вмиг рассыпалось. Дымовский и Рита предлагали разработать новый план. В этот момент мимо нас пронеслась та самая белая «мазда». Стало понятно, что они нас засекли. Они сюда больше не вернутся. Это был провал.
Сколько раз мне и раньше приходилось признавать свое бессилие, но в этот раз было иначе. Подниматься больше не хотелось. Ярость и уродливость всего происходящего веревками затянули мне руки за спиной и бросили в яму. Опустившись на самую глубину отчаяния, я рыдала два дня.
Культура, цивилизация, материнство? Ценности, гуманизм? К черту все это! Лучше бы они выстрелили мне в голову, чем заставлять выносить эту пытку. Сдаюсь! Я кричала в пустое небо.
Глава 26
– Поеду-ка я обратно в Москву, – сказал Кирилл Палыч. – Светлана Александровна, не верьте проходимцам, время героев прошло. Видите, какую волну в стране поднял майор, а топора испугался! – Напоследок он крепко меня обнял, его опухшие глаза глядели в пол. – Вспоминаю слова Уолта Диснея: «Мы часто теряем из виду: все было начато одной мышью». Подумайте об этом.
Сидя у моря, я горько плакала по упущенной возможности, что подошла так близко, по своей бедной заложнице, по всем материнским чувствам, что еще долго не найдут своего выражения.
А может, они правы – и Рома, и бабушка, и свекровь – и я плохой человек, недостойная мать? В угоду хору ханжей и обывателей, которые после похищения Ксюши начали рассматривать меня под разными углами, я всерьез задумалась об этом. Но как бы жестоко ни казнила себя, пытаясь отыскать против себя улики, в руках не оставалось и горсти взвешенных объяснений.
В чем только меня не обвиняли, конструируя документы для суда: психические и сексуальные девиации, недостойный уход за ребенком, безответственность в отказе от прививок, нежелание общаться с ребенком, алкоголизм и наркотическая зависимость, поиски духовного учителя, чтение эзотерической литературы, посещение «секты» йоги и, наконец, уход из семьи. Осталось только понять, во что из перечисленного верит сам Рома? Ведь очевидно, что большинство обвинений принадлежит его адвокатам, знающим, какие аргументы в суде хорошо бьют в цель. Но вот Рома – должен же он как-то объяснять, что происходит, хотя бы самому себе?
