Ноги подкосились. Я посмотрела на трубку, а затем переспросила. Голос повторил:
«Против вас возбуждено уголовное дело по статье 157 УК РФ за злостное уклонение от уплаты алиментов».
Нет! Это было невозможно! Вызывающе неприлично возбуждать уголовное дело против меня – не укрывающейся от уплаты алиментов матери! Я не могла поверить в случившееся. К концу рабочего дня мне стало дурно, поднялась температура, голова раскалывалась, тело покрылось испариной. Начальница, проходя мимо, обратила на это внимание и спросила, как я себя чувствую.
– Я, кажется, заболела. Можно, завтра возьму больничный?
Страшная новость оказалась правдой. На следующий день, 17 ноября, я явилась в кабинет к дознавателю. Туда же вызвали моего нового адвоката, которого теперь назначало государство, поскольку я стала обвиняемой по статье уже иного порядка, более серьезного, чем предыдущий. Когда меня вели по коридорам, стало казаться, что моя личность тут так же известна, как в Октябрьском районном суде Новороссийска. Начальницы стреляли в мою сторону глазами и разговаривали как с преступницей. Вскоре в кабинет дознавателя подъехала режиссер-документалист Алина Рудницкая с камерой, но нам запретили снимать, при этом ничем не мотивируя отказ.
– Какой-то «Процесс» Кафки, – тихо заметила Алина.
Происходящее действительно напоминало ужастик в духе реализма с непонятным развитием сюжета. Теперь меня душили большие руки Системы. Особенно было обидно то, что я только устроилась на официальную работу, пыталась выбраться из долгов и получить справки для суда. Я искала возможность отчисления алиментов, но, не успев проработать и месяца, попала под новое судилище.
Я понимала, что это заказное дело, и все это понимали. Было ясно, к чему такая спешка, – Рома готовил новые козыри к предстоящему суду в Новороссийске. Он не жалел патронов.
– Вы обязаны дать объяснения, – сказала дознаватель. У нее была такая же фамилия, как у судьи в Новороссийске, – Иванова.
Я объясняла, что последние полгода находилась в постоянных разъездах в поисках ребенка, предприняла все возможные попытки передачи денег Проценко, своих банковских реквизитов он не сообщил, поэтому я делала почтовые переводы в его адрес в Новороссийске, но они возвращались.
– Где квитанции? – сухо спросила Иванова.
– Квитанции были в кошельке, который у меня украли на вокзале в Краснодаре.
Иванова усмехнулась и закатила глаза, моя адвокат еле слышно вздохнула. У меня пересохло во рту.
– Как вы можете судить мать, у которой забрали ребенка? – наконец решилась задать вопрос Алина, которой почему-то разрешили присутствовать на допросе. Тогда я заметила, что она плачет.
– Девушка, выйдите из кабинета и плачьте в коридоре сколько угодно, – ответила дознаватель Иванова.
Так продолжалось еще сколько-то часов, которые показались мне годами. Дознавателя Иванову совсем не интересовало, ни сколько раз я объявляла Проценко в розыск, ни дата, когда я вышла на новую работу, ни какая я мать, ни тем более то, что я была на грани и обращалась по этому поводу к врачу, в результате чего мне прописали антидепрессанты.
Новый адвокат по уголовному делу, Ирина Николаевна, сохраняла видимое спокойствие, продиктованное то ли ее двадцатилетним стажем, то ли тем, что она впервые меня видит, то ли тем, что заказчиком ее является государство. Она работала по шаблону. И только выйдя из кабинета дознавателя, после дачи объяснений, ставших частью уголовного дела, адвокат заметила на моем лице немой вопрос.
– Оправдательных приговоров по этой статье не выносится, девочка, забудь, – отрубила она и улыбнулась фальшивой улыбкой.
Глава 33
Если раньше в моей жизни случались землетрясения, то события, которые стали происходить после возбуждения второго уголовного дела, стали 12-балльными толчками по шкале Рихтера. Каждый день мне домой приходили телеграммы с вызовом на допрос. Их приносили почтальоны, трезвоня под дверью и тревожно поглядывая на открывающего дверь отца.
«В случае неявки будет осуществлен принудительный привод и заключение под стражу», – такие СМС стали приходить на мой телефон от дознавателя Ивановой. То, что я имею рабочие обязанности, никого не интересовало – к нам домой являлись приставы и требовали у растерянного отца выдать мое местонахождение. Вечером, когда я приходила с работы, он устраивал мне истерики, обвиняя в том, что превратила его жизнь в кошмар.
Я лишь обещала, что скоро это закончится, что дело возбудили незаконно, что я обязательно докажу свою невиновность…
«Свою невиновность»… Неужели это происходит на самом деле?
Приближался суд в Новороссийске. Я не могла спать, нормально работать и боялась возвращаться домой. Из-за постоянной травли начались приступы удушья и панические атаки. Тогда в моей жизни появились антидепрессанты.
Через несколько дней, приехав на работу, я набралась решительности и зашла в кабинет к начальнице, чтобы попросить справки о трудоустроенности и о зарплате. Это срочно требовалось для суда. Как бы ни было тяжело, я знала, что моя адвокат не меньше переживает, готовясь к серьезной битве. Я была обязана собрать все бумажки, чтобы помочь Елене гасить нападки оппонентов в суде…
Начальница была удивлена моему запросу, но согласилась. Через пару часов справки были готовы, и я тут же отправила их в Новороссийск.
Накануне суда мне приснился сон. Будто моя мама отрубает мне пальцы на руках и ногах, говоря, что вырастут новые и красивые. «Эти уже искурочены и лучше от них избавиться», – говорила она. Глядя на свои руки без пальцев, я ничего не чувствовала.
Проснувшись в холодном поту, я первым делом вспомнила о сегодняшнем суде в Новороссийске. Неужели во сне мама предостерегает меня, готовя к самому плохому? Неужели сегодня судья Иванова окончательно заберет у меня Ксюшу?
Я с трудом нашла силы, чтобы добраться до работы. Все тело стало чугунным, а сердце вырывалось из груди.
Природа была солидарна со мной: в городе объявили штормовое предупреждение, и начался ураган. Людей на улице не было, как и посетителей в нашем магазине. Вглядываясь во мглу за окном, я думала, что этот сегодняшний суд – моя гильотина. По случайности он совпал с Днем матери и мог стать последним днем моего материнства. Вопрос перед судьей стоял крайне жестко: встать на сторону Проценко и лишить меня родительских прав (поскольку Рома усердно размахивал обвинительным приговором за «побои», а теперь в деле появилась еще одна замечательная бумажка – возбужденное уголовное дело в отношении меня за неуплату алиментов). Но также был шанс, хоть и небольшой, что судья Иванова определит место жительства ребенка со мной, ведь для этого в деле имелись все необходимые документы: справка о моей зарплате и месте проживания, положительное заключение органов опеки, рекомендации экспертов-психологов и факт нарушения прав ребенка со стороны отца.
Я думала о том, что судья уже не раз доказывала, что играет в одни ворота. И сегодня ей будет нелегко изменить самой себе, признав уже совершенные ею ошибки. У Ромы были деньги и лучшие адвокаты, у него была Ксюша и громко звучащая ложь обо мне. У меня этого не было, но имелся совсем другой арсенал: правда и бесконечная любовь к моей дочери. Я сделала все, что могла, и оставалось лишь молиться о справедливом суде.
