Судья пришла в замешательство.
Представитель аппарата уполномоченного по правам ребенка попросил суд учесть, что Проценко не снят с регистрационного учета в Петербурге, что автоматически означает, что он не может быть зарегистрирован нигде больше.
– Подобное поведение гражданина противоречит закону о регистрации, что также указано в разъяснительном документе, полученном в ответ на депутатский запрос, – добавил он. Судья, ознакомившись со всеми документами, а также изучив акты и заключения органов опеки и попечительства, произнесла:
– Не понимаю, как ответчику это удается. Однако суд при всем желании не может рассматривать дело в Петербурге, если ответчик просит передать дело в Новороссийск.
Статья 282 ГПК снова помогла Проценко в «шопинг юрисдикции». Рома играл с «подсудностью», как опытный брокер на валютной бирже.
– Две прописки одновременно удивляют меня не меньше, чем вас, – объяснила судья. – Однако, как бы мне ни хотелось провести этот процесс, я не имею процессуального права не удовлетворить ходатайство, поданное господином Проценко, так как данное ходатайство, являясь правильно составленным по форме, соответствует нормам ГПК об определении подсудности по месту нахождения ответчика. Ответчик утверждает, что проживает в Новороссийске…
– А если он завтра переедет в Тюмень? А затем в Махачкалу? – возмутился мой адвокат. – Что же, истица теперь должна бегать за ответчиком по всей стране?
Однако судья лишь скривилась и больше ничего не сказала, поспешив объявить заседание закрытым. Такой поворот был вполне ожидаемым. Стало понятно, что мои отношения с городом-героем Новороссийском и его судебной системой закончатся еще не скоро…
Жонглируя нормами права, Проценко желал, чтобы все судебные процессы проходили на его территории, где все «схвачено». Он предусмотрел и то, что уголовный процесс свяжет мне руки. Однако что-то подсказывало мне, что судья Данилов отнесется к моим предстоящим «прогулам» с пониманием. К тому же на последнем заседании Данилов сообщил о своем предстоящем отпуске и отсрочке в этой связи следующего заседания.
Не покидая зал заседаний, я обратилась к судье с просьбой направить наше дело как можно скорее в Новороссийск. Я знала, что почта работает медленно, а времени остается совсем немного. Хотелось верить, что летом Ксюшу прятать в четырех стенах будет сложнее. Я грезила нашей встречей и верила, что судебное решение о моем порядке общения обяжет Проценко предоставить нам долгожданное свидание.
Также предвидя то, что для Новороссийского суда важны «понты», я готовилась перед этим заехать в Москву, чтобы получить справки с работы. Ведь теперь, помимо «ПодФМ.ру», я была официально устроена в общественной организации «Женщины нашего города», а также по контракту являлась журналистом холдинга «СУП-Медиа». Собрав все необходимые бумажки, я упаковала их в свой чемодан. Помимо документов, занимавших основное место, в нем теснились только Ксюшины игрушки, немного одежды да шлепанцы. По дороге из офиса, прямо в центре Москвы, ручка на моем чемодане предательски треснула, так что мне пришлось тащить его практически на руках. Я распечатала на Курском вокзале электронный билет и села на поезд до Новороссийска.
Глава 16
В город-герой поезд прибыл на следующий день поздно вечером. На вокзале меня встретили Рита и майор Дымовский. Ступив на платформу, вместо привычного страха я ощутила подъем. Я так долго готовилась к этому суду, что даже сломанный чемодан, набитый документами, укреплял во мне чувство правды и уверенности в скорой победе. Кроме того, у меня были друзья, поддержка многих людей и у меня была правда.
Андрей предложил остановиться у него в Краснодаре, но я решила навестить друга уже после суда. Времени было в обрез: заседания в Питере могли возобновиться в любую минуту, и я надеялась как можно скорее получить решение по порядку общения. Приставы и милиция уверяли, что, имей я на руках решения суда, они смогут действовать более решительно и обяжут Проценко предоставить мне дочь.
Поэтому, несмотря на угрозы Ромы, я решила, что поселюсь в самом центре Новороссийска, чтобы держать руку на пульсе.
Дымовский помог снять жилье в центре города – прямо между Октябрьским судом, городским храмом и центральным рынком. Комнату на втором этаже деревянной пристройки мне сдала пожилая женщина, представившаяся бабой Надей. Одинокая старушка впечатлила меня своим шикарным садом и количеством кошек. В саду росли цветы, сливы, вишни, виноград, шелковица, и все это утопало в благоухающих зарослях живой изгороди. Хозяйка обожала котов, позволяя им шалить в своем маленьком королевстве. Помимо ухода за котами и растениями, баба Надя вела активную общественную жизнь, будучи председателем органов местного самоуправления. Время от времени она выходила во двор, одетая в строгий винтажный костюм, раздавала поручения своим кошкам, а затем уходила на собрания.
Конец июня в Новороссийске был такой же скороспелый, как урожай в саду у хозяйки. На следующий день после своего приезда я собралась с духом и отправилась по знакомым адресам.
Сначала навестила место «призрачной» регистрации Проценко. В дверном проеме квартиры на улице Новороссийской Республики пылились счета за электричество и рекламные объявления. Открытый почтовый ящик также был полон газет и извещений. Соседка с подозрительностью следила за мной из окна.
Покинув дом-призрак, я отправилась в суд, собираясь уточнить дату первого рассмотрения. Несмотря на то что судья из Невского суда выполнила мою просьбу и дело из Петербурга в Новороссийск было доставлено довольно быстро, на сайте Октябрьского суда не было указано, к кому из судей оно поступило.
И вот так сюрприз! Оказалось, что судья Иванова ушла в трехмесячный отпуск, поэтому дело о порядке общения с Ксюшей попало на рассмотрение к другому судье! Это обстоятельство казалось чудесным знаком и очень меня воодушевляло. Теперь я ждала первого заседания суда с тем же нетерпением, с каким гимназистки ожидают первого свидания.
Зайдя в бизнес-центр, где работал Рома, я прокручивала в голове нашу последнюю встречу в офисе в Петербурге. Каким бы уверенным в себе и спокойным он ни пытался тогда казаться, ему не удалось обмануть собравшихся. Ни хорошие манеры, ни обаяние не помогли Роме скрыть надменности и лицемерия; и на глазах у всех присутствующих, включая собственного начальника, Проценко продемонстрировал искусство манипуляции и эмоционального дистанцирования, которыми так хорошо владел. Он совершенно не испытывал сочувствия ни ко мне, ни к кому бы то ни было, обесценивал потребность в матери у ребенка, как и мои материнские чувства, и ловко уклонялся от ответственности за свои действия. Помню, как меня еще долго после той встречи с ним била внутренняя дрожь, вызванная его неадекватным ситуации хладнокровием.
Охранник при входе в бизнес-центр узнал меня и поздоровался. Я поднялась в кабинет, но на работе Проценко не было. Немного подумав, я позвонила Никите в Петербург.
– Два дня назад он взял больничный, – растерянно сообщил Никита. – Сейчас попробуем с ним связаться.
