– Вот ведь каков гусь! Он в своей жалобе указал даже не твой адрес на Косыгина, а какой-то другой. Сейчас прочитаю: «улица Антонова-Овсеенко», – доложила мне Зоя.
– Это адрес, по которому мы раньше проживали с Ромой. Затем, подделав документы на покупку квартиры, он ее отобрал. Теперь там, кажется, живет его брат Руслан, который тоже угрожал мне.
– Значит, Проценко рассчитывал, что ты не получишь копию жалобы, – сказала Зоя. – Теперь понятно, почему его адвокатесса суетилась сегодня в канцелярии. Я попробую все узнать и сообщу тебе, – пообещала Зоя и положила трубку.
Я подошла к окну. За ним все еще было лето. Уголовный суд прекратился. Я выиграла суд о порядке общения с дочерью, но мне предстояло теперь добиться исполнения этого решения, а Проценко уже подал жалобу в Краснодарский краевой суд. Юристы пожимали плечами и утверждали, что поиски Проценко и исполнение решения займут не меньше времени, чем они длились до этого, а может, и больше. Всю ночь я прокручивала в голове эти события в попытках спланировать свои дальнейшие действия. А под утро мне не оставалось ничего, кроме как выразить свое бессилие и мольбу о помощи в новом письме президенту. Учитывая, что мои предыдущие письма оставались либо безответными, либо спущенными вниз, заканчивались отписками, я решила, что это письмо будет последним.
Глава 20
Через несколько дней Зоя снова позвонила, чтобы сообщить, что кассация в Краснодаре назначена на 4 октября. Если бы не она, я бы даже не узнала об этом. Проценко явно на то и рассчитывал.
– Он пишет столько гадостей про тебя в своей жалобе, – сказала Зоя. – Якобы дочка тебя забыла и что ей совершенно не хочется видеть мать. Но ты не волнуйся… Я думаю, что решение не посмеют изменить. Все-таки ты не лишена родительских прав, так что порядок общения мамы с дочкой должен устоять в кассации.
– Я тоже надеюсь на это, – вздохнула я. – Но теперь мне надо много работать, чтобы снова поехать за Ксюшей.
– Четвертого октября пройдет кассация, и если решение устоит, то сразу можно будет возбудить на Проценко статью за неисполнение, – подсказала Зоя.
Я занялась поисками жилья и работы, продолжая создавать подкасты «Правоведа» и тексты для «Летидор», консультировать родителей, попавших в капкан семейного права, и писать об этом статьи. Однако зарплату на «ПодФМ» авторам выплачивали далеко не регулярно, в то время как алименты требовали отчислений каждый месяц. Следуя совету судьи Данилова, я озадачилась поисками официального трудоустройства, чтобы алименты отчислялись автоматически. Пока же мне приходилось раз в месяц запрашивать акты выполненных работ, высчитывать из них 25 %, стоять в очередь в сберкассу, чтобы зачислить эту сумму на счет ФССП, и затем отнести квитанцию приставу.
За весь двухлетний период мне был насчитан долг, причем после вынесенного судьей Даниловым решения стало непонятно, что с этим долгом делать, поскольку суд пришел к выводу, что возбуждение уголовного дела было преждевременным и рассматривать мою вину неуместно, так как допущено слишком много «ошибок» со стороны пристава-исполнителя и прокурора-обвинителя. Таким образом, долг должен был быть пересчитан, исходя из предоставленной мной информации о сдельной работе автора правового под-каста, которая не была учтена ранее. Однако я понимала, что давить на пристава-исполнителя бесполезно, поскольку мое дело, вернувшись обратно к прокурору на дорасследование, будет целиком зависеть от решения прокуратуры. Мне снова оставалось лишь полагаться на судьбу и делать то, что было в моих силах, не пытаясь изменить то, над чем я была не властна.
Однажды я случайно встретила на улице знакомого режиссера со студии документальных фильмов Иосифа Трахтенгерца, и мы разговорились. Он сказал, что сдает комнату на Заневском проспекте. Я ответила, что как раз ищу себе жилье, чтобы переехать от папы. В тот же день мы отправились смотреть комнату. Она располагалась рядом с метро «Новочеркасская» в четырехэтажном доме в коммунальной квартире с высокими потолками, скрипучим паркетом и окнами на улицу Стахановцев. Вся мебель в комнате была старинной, и Иосиф, будучи непревзойденным сторителлером, тут же уселся на стул времен Первой мировой войны и с упоением принялся рассказывать мне истории о каждом из предметов интерьера, живущих в просторной и светлой комнате.
На следующий день я переехала на Заневский и стала привыкать к жизни в одиночестве, прогулкам по набережной Невы и мосту Александра Невского до Лавры и обратно, а также неожиданным встречам с незнакомыми людьми с утра на кухне, что иногда происходит, когда живешь в коммунальной квартире. Узнав, что у меня трудности с деньгами, Иосиф согласился взять с меня оплату за проживание и коммунальные услуги только в конце месяца.
Вскоре удалось найти работу, и по счастливому совпадению совсем недалеко от нового дома. Я предъявила диплом Университета культуры и искусств, и меня приняли в Государственный архив специалистом в отдел сканирования.
Современное, исполинских размеров здание на берегу речки Оккервиль напоминало более всего Пентагон. Огромная территория, предварительная регистрация и проверка каждого посетителя, белые перчатки и строгое расписание проветриваний, – одним словом, те, кто бывал в новом здании Государственного архива Управления делами Президента РФ, расположенном на Заневском проспекте в Санкт-Петербурге, согласятся со мной в том, что трудоустройства официальнее просто невозможно себе представить!
До сих пор не понимаю, как со своими судимостями я прошла супербдительную службу безопасности… Однажды в 7:30 утра, по дороге на работу я подумала о судье Данилове. Он обязательно наведет справки и узнает о моем трудоустройстве. Я сразу поймала себя на мысли о том, как мне не хватает отца, его поддержки и веры в меня и в мои силы…
Дни тянулись мучительно. Я пыталась сконцентрироваться на работе. В конце концов, теперь, начав жить отдельно, я была предоставлена сама себе и взяла на себя обязательства по оплате жилья.
В моей жизни началась работа с редкими документами. Среди них были царские указы Николая, домовые книги времен Петра I, архитектурные планы и челобитные. Работа проходила в полной тишине и белых перчатках под отрывистое журчание сканирующих устройств и сверхмощных осветительных приборов. Без окон и под постоянным видеонаблюдением, с запретом на пронос в здание электронных устройств, с туалетными паузами по расписанию и сменной обувью в пакете. Работа в архиве требовала высокой концентрации и не казалась слишком увлекательной. Однако меня приняли по трудовой книжке, с приказом и всем, что положено в государственных учреждениях. Я уже собралась принести в Государственный архив исполнительный лист и готовила себя к неизбежным вопросам бухгалтера: «как такое возможно, чтобы маме назначили алименты» и прочее. Но тут произошло то, к чему я оказалась не готова.
В конце месяца, когда пришло время платить за квартиру и как раз должны были поступить гонорары за статьи и аванс с новой работы, я подошла к банкомату. Однако вместо того, чтобы выдать наличные, банкомат сразу после введения пин-кода просто заглотил мою карту. Когда я обратилась в банк с жалобой на ошибку, работник сообщил мне, что мой счет арестован, и все денежные средства списаны в счет службы судебных приставов.
