Судья выделил для общения с нашей делегацией несколько часов своего времени, чтобы подробно и интересно рассказать об американской судебной системе, а также о делах, которые он рассматривал в своей практике.
Вспоминая тот визит, нельзя было не отметить, что в американском суде царит совершенно иная атмосфера – открытости и уважения к правам человека. Я не испытывала подобного чувства ни в одном российском дворце Фемиды, где мне доводилось бывать.
Глава 31
В перерывах между официальными приемами американцы организовали для нас развлекательную программу. Они поднимали нас наверх в недостроенных небоскребах в центре Кливленда (который еще совсем недавно был «одноэтажным»), водили на стадион, чтобы поболеть за местную команду Cleveland Cavalers, одевали в шубы в криосауне «русского» ресторана под названием «Европа» и даже показывали нам ботинки Майкла Джексона, кадиллак Элвиса Пресли и прочие артефакты в Музее рок-н-ролла.
Но все главное обычно происходило на самих приемах. В наших беседах о волонтерстве, благотворительности, социально ответственном бизнесе не было ни грамма формализма. Даже не знаю, что меня поразило больше – то, насколько в Америке развита традиция благотворительности, или то, что в русском языке отсутствует аналог американскому слову «giving». У нас есть слова «пожертвование», «отдача», но они несут в себе несколько негативные коннотации, в то время как «giving» – это просто часть жизни, не более и не менее того.
Для каждого участника группы организаторы отдельно подбирали американского коллегу, ориентируясь на заявленный проект, чтобы могла состояться прямая передача опыта.
На одном из бизнес-завтраков меня ожидала женщина, которая, согласно профайлу, предоставленному мне накануне, организовала женский шелтер в городе Кливленде.
Мне было любопытно пообщаться с той, которая не понаслышке владела темой домашнего насилия, сопровождения и реабилитации жертв, а также их психологического образования.
– Привет, я Мелани, – представилась собеседница.
– Очень приятно, Веста, – ответила я.
Мы подошли к буфету (это же был завтрак!), Мелани налила себе стакан апельсинового сока, а я чашку американо. Перебросившись парой приветственных фраз, мы вернулись за стол. Все участники распределились по парам или мини-группам в уютном фойе зала.
– Приятно познакомиться с коллегой из России. Поговорим про абьюз? – сразу начала Мелани, пока я вбивала слово в переводчик, ведь никогда раньше с ним не сталкивалась.
Abuse (англ.) означает плохое обращение, чаще используется для обозначения насилия: психологического, морального, физического и сексуального. Это слово образовано из слияния двух слов и дословно означает «ненормальное использование» или «тобой злоупотребили». У нас в русском языке есть слово «насилие», оно обычно обозначает лишь крайнюю степень выраженности абьюза, причем сопряженную с физическим воздействием.
Прекрасная тема! Начать завтрак с беседы о насилии казалось таким же непринужденным действием, как и все остальное в Америке.
– Абьюзером в большинстве случаев бывает мужчина, в редких случаях – женщина. Абьюзер обычно имеет власть над жертвой, является кормильцем семьи или обладает большей физической и экономической силой. Часто абьюзеры сами были в детстве жертвами домогательств или насилия. – Мелани говорила, что последствиями абьюза становится посттравматическое стрессовое расстройство у взрослого или замедление развития и поведенческие проблемы, если речь идет о ребенке.
– Тебе не кажется, что люди настолько привыкли к агрессии, что считают насилие нормой? – задала я вопрос, который совсем недавно поднимала на своем круглом столе.
– Конечно, – не растерялась Мелани, – споры и выражение гнева – неотъемлемая часть брака и любых отношений вообще. Но разногласия не должны протекать в форме насилия. Для того чтобы увидеть разницу, необходимо знать признаки психологического насилия.
– Каковы эти признаки? – спросила я. – Ведь все пары спорят по разным вопросам: работа, дети, финансы, досуг, родственники и друзья и т. д. Даже частые ссоры могут вовсе и не обладать признаками насилия…
– Конечно! – согласилась Мелани. – Насилие многолико. Легко понять, что партнер жесток, когда он тебя бьет. Но побои – это далеко не единственный признак абьюза, более того, в большинстве случаев до побоев дело вообще не доходит. И в этом-то заключается главная опасность – жертва долгое время просто не может идентифицировать то, что с ней происходит, как «жестокое обращение». Становясь жертвой манипуляций, она просто не понимает, почему такой замечательный, добрый и внимательный человек, каким совсем недавно был ее партнер, вдруг начинает проявлять раздражение или недовольство; и теряется в догадках, что же она делает не так…
Мелани отошла за круассаном, а я все думала о том, что она сказала. Что жертва всегда винит себя, что бы ни случилось. Вскоре Мелани вернулась и села напротив.
– Нужно знать, что отношения с абьюзером часто начинаются как «сказка наяву». Я сама через это проходила, – призналась американка, – кажется, наконец-то ты встретила «своего» человека, с которым так хорошо, и вот ты уже предвкушаешь, какое счастье ждет вас впереди. Такой период может длиться несколько месяцев, а иногда целый год. Этого достаточно, чтобы у жертвы сформировалась устойчивая эмоциональная зависимость от партнера и она полностью доверилась ему.
– То есть абьюзер обязательно проявится? – уточнила я.
– В целом, да, – ответила Мелани. – Он живет по схеме «контролировать и нападать». Он так дружит. Так любит. Так работает.
– А как женщина может обнаружить, что живет с абьюзером? – спросила я.
– А так, что, откуда ни возьмись, вдруг начинают появляться конфликтные ситуации, спровоцированные, конечно же, ею, жертвой. Так, с ней говорят, внушая чувство вины. Отношения начинают напоминать «русские горки» – бурные конфликты чередуются с периодами примирения.
Я заметила, что вместо слов «американские горки» Мелани сказала «русские горки». Оказалось, что в Америке, говоря «Russian Mountains», имеют в виду вовсе не аттракционы, а огромные снежные горки для спуска на санках! Тогда я сказала, что в России мы называем «американскими горками» нечто иное, хотя имеем в виду то же самое. Мы обе посмеялись над этим лингвистическим недоразумением.
– Так вот, эти «русские», или, если хочешь, «американские горки», – продолжила Мелани, – на гормональном уровне формируют у жертвы зависимость, схожую с наркотической. И чем дольше она находится в такой обстановке, тем труднее ей осознать, что происходит нечто ненормальное. Ее можно сравнить с человеком, попавшим в цунами…
Мы снова отошли к буфету. В этот раз я взяла себе апельсиновый сок, а Мелани – чашку кофе. Не прерывая разговора, мы затронули «цикличность» домашнего насилия. Мелани упомянула об одной американской исследовательнице, которая выделила четыре стадии абьюза: нарастание напряжения в семье (на этой стадии жертва пытается утихомирить агрессора); затем происходит насильственный инцидент (вспышка эмоционального, вербального или физического характера); затем следует стадия «примирение» (обидчик приносит извинения, перекладывает вину на жертву, иногда отрицает произошедшее или убеждает жертву в преувеличении событий); и последняя стадия «медовый месяц» (отношения выравниваются, постепенно возвращаются на первую стадию, и цикл повторяется).
