– К несчастью, мой план не включает ни горячую ванну перед прибытием, ни прическу, ни придворные наряды, – говорит Ливаун, раздраженно, – Арку поговорит со стражей. Или попросит об этом Брондуса. Я не планировала являться ко двору с большой помпой, поэтому последний отрезок пути мы пройдем пешком.
Я в сотый раз смотрю на небо. Луна явно движется быстрее обычного и не поверить в это очень трудно. Когда я поднимаю голову, слышится хлопанье крыльев, сопровождаемое мерзкой вонью. Ливаун кричит. Я пригибаюсь к шее лошади, а когда она в страхе шарахается в сторону, хватаюсь за ее гриву. На этот раз им меня не сшибить. Нас со всех сторон окружает Воронье племя – шесть, семь тварей, а то и больше кружат над нами и пикируют вниз, ощетинившись клювами и когтями. Ливаун старается дотянуться до ножа, одновременно с усилием сдерживая в узде коня. Брокк спешивается – идиот, что он делает? Его кобыла норовит вырвать из его рук поводья, а когда на нее бросается тварь, дергает головой то в одну, то в другую сторону. Я внушаю лошади не сбрасывать меня, чувствую, как страшно она напрягается, и выхватываю кинжал, который мне дал Иллан.
– Ливаун! – ору я. – Держись крепче! Нож у тебя есть?
Даже такое оружие лучше, чем никакого. Когда очередная тварь пролетает рядом с моим лицом, с моих губ срывается проклятие. Для столь крупных созданий они носятся со сверхъестественной скоростью. Что же это за злополучные создания, чтоб их поглотили все глубины ада!
– Надо сгрудиться теснее! – кричит Ливаун. – Береги арфу!
Для боя наших лошадей не тренировали. О боги, я бы ничего не пожалел ради дубинки или копья, чтобы иметь возможность разить на расстоянии. Мы с Ливаун обступаем с двух сторон Брокка и, как можем, размахиваем клинками, чтобы не подпускать их ближе. Он стоит рядом с кобылой – арфа в чехле по-прежнему приторочена к его спине – и даже не пытается дать отпор. Ливаун наносит точный удар, и одна из тварей с воплем падает на землю. К ней тут же устремляются другие. Понукаемый ею конь отпрыгивает в сторону, но все же не успевает, и на ее щеке появляется кровавая полоса.
– Проклятье! – кричит она. – Грязные твари, чтобы вы все сгорели в аду!
Я полосую кинжалом, клинок хорош, и на землю падает еще одна тварь.
– Брокк! – кричу я. – Прыгай в седло, хватай арфу и скачи! Мы тебя прикроем!
Перед следующим ударом лунный свет на миг выхватывает из мрака его лицо. Оно напоминает маску, странную и отстраненную. Он отпускает поводья, и лошадь тут же убегает. Две твари с воплем бросаются за ней.
– Что ты!..
Потрясенный протест Ливаун заглушает судорожный крик боли. Ей опять досталось, на этот раз в плечо. Из ее руки выскальзывает нож.
– Брокк! Хватай оружие! Помоги нам! Или хочешь, чтобы нас всех здесь перебили?
Я гоню коня вперед, рубя и разя кинжалом направо-налево. До цели рукой подать, мы вот-вот успешно выполним миссию. И будь я проклят, если позволю этим тварям нас остановить. Будь я проклят, если позволю им убить моих товарищей.
– Ливаун! Держи!
Я решаю рискнуть. У меня нет выбора. Я выпускаю из рук поводья, сжимаю коленями бока лошади, чтобы держать ее в узде, достаю мой небольшой нож и бросаю его девушке. Я знаю, что она, несмотря на раненое плечо, все равно его поймает, и не ошибаюсь. Вот в лунном свете блеснули зубы, вот она наматывает поводья на правое запястье, кривясь от боли, и взмахивает оружием. Очередная птица падает на землю. Еще одна ранена, но все еще пытается взлететь, трепыхаясь под ногами у лошади, и та шарахается от ужаса.
– Брокк! Помоги нам!
В свете луны, в неразберихе этого странного сражения он вдруг начинает петь. От его голоса меня пробирает дрожь. И хотя в его песне нет слов, она говорит о погибели и мраке, о неудачах и потерях, о печали и будущем, лишенном всякой надежды. Она сродни черному проклятию, от нее в моей памяти всплывают самые плохие воспоминания. Мелодия взвивается в ночной воздух. На глаза наворачиваются слезы. От такой песни может заплакать даже луна. Ливаун все еще сражается – рубит, колет и поворачивает коня, чтобы сойтись лицом к лицу с новым врагом. И именно она из нас троих ранена.
– Дау! – кричит она. – Быстрее!
Я моргаю и выхожу из ступора. Движения тварей замедлились, их, как и меня, охватило замешательство. Вокруг Брокка образовалось пустое пространство, словно никто не желает приближаться к нему, пока он поет эту жуткую песнь. Сколько этих гнусных созданий осталось? Я делаю судорожный вдох и издаю боевой клич, вызывая их на бой. Такой звук еще никогда не слетал с моих губ, в нем – копившаяся годами боль. Оружие наготове: пусть нападают.
Первую тварь, которая на меня набрасывается, я насаживаю на клинок. Второй отрубаю голову. С оставшейся быстро расправляется Ливаун. Вдруг наступает тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием, тоскливым ржанием лошадей да криком одинокой ночной птицы высоко над нашими головами. Все кончено. Но кончено не благодаря храбрости Ливаун или моей стойкости, а благодаря Брокку. Я не знаю, что он сделал, и знать не хочу. Но больше никогда не хотел бы слышать этой песни.
– Ливаун! Ты ранена. Дай посмотрю.
– Ерунда, всего лишь царапина. Не переживай, у нас нет времени.
– Если ты, не успев приехать, истечешь кровью, то время не будет иметь никакого значения. Давай, показывай.
У нее на плече зияет довольно глубокий порез. Обильно течет кровь, однако девушка, совершенно спокойно, особенно в сложившихся обстоятельствах, велит мне приложить кусок ткани и как можно туже перевязать рану. Занимаясь этим, я делаю вид, что мне все равно, что она женщина. И соблюдаю осторожность, касаясь ее руками. Когда повязка наложена – я рад, что она дочь целительницы и позаботилась захватить с собой все необходимое, – Ливаун говорит:
– Спасибо, отличная работа. Брокк, поскачешь вместе со мной. Едем дальше.
Ни слова о том, что только что сделал ее брат. Ни слова упрека насчет сбежавшей лошади. И никаких комментариев по поводу Вороньего племени.
– У тебя и на лице кровь, – говорю я.
В свете луны разглядеть трудно, но мне кажется, что она бледна. Брокку лучше ехать со мной. В этом больше смысла. Но я этого так и не говорю.
– Пусть себе течет.
Она вытирает рукавом лицо, превращая тонкую струйку в полосу.
– Надо ехать. Помоги Брокку, пожалуйста.
Когда она садится в седло, я подсаживаю Брокка, помогая ему взобраться на коня за ее спиной. Мне хочется сказать что-то еще, но не удается найти слова.
Что-нибудь о том, какая она храбрая и каким замечательным может быть лидером. Под ногами на земле что-то поблескивает.
– Твой нож, – говорю я, протягивая его ей.
– А ты возьми свой.
Она вытаскивает его из-за пояса и вкладывает мне в ладонь.
– Иногда из нас получается неплохая команда.
