После того, как я с благодарностью вернула ей сорочку, прошло какое-то время. Добиваться ее расположения мне больше не нужно, но я все равно отправляюсь на поиски и нахожу ее в саду вместе с Ашллин. Девочка подбегает и обнимает меня в знак приветствия. Мааре выглядит даже хуже, чем раньше – бледная как полотно, с черными кругами под глазами. И все так же потирает руки, будто это повторяющееся движение может ее успокоить. Мне не нравится, как она на меня смотрит, и не нравится, как говорит. Ее жестокость по отношению к Ашллин вызывает отвращение. Но мне не терпится узнать ее историю.
– Могу я погулять с Ашллин? – спрашиваю я самым вежливым тоном, на какой только способна. – Мы недалеко, только до конюшен и обратно. Может, ненадолго забежим в комнату для репетиций и сыграем по паре нот. А вы, тем временем, сможете отдохнуть или заняться чем-нибудь другим.
Она сомневается, отчаянно нуждаясь в свободном времени, но при этом зная, что это против правил.
– Мааре, ну пожалуйста…
По голосу Ашллин можно безошибочно определить, что ничего кроме отказа она не ждет.
– Не ной! – рявкает няня. – Я делаю все, что могу!
Ашллин прячет лицо в моей юбке. Я с большим трудом сдерживаюсь и жду, старательно придавая лицу спокойное выражение.
– Ну, хорошо, – ворчит няня с таким видом, будто это не я ей, а она делает мне одолжение, – к обеду приведешь ее обратно. А ты, Ашллин, не вляпайся в неприятности. По деревьям не лазить. И не прятаться там, где тебя нельзя найти. Понятно?
– Угу, – едва слышно шепчет девочка.
В этот момент Мааре внезапно прижимает ладонь ко рту, вскакивает и бежит, спотыкаясь, за угол, скрываясь за кустом черной смородины. Судя по всему, ее тошнит.
– Подожди меня здесь, – говорю я Ашллин, убираю с лица женщины волосы и поддерживаю ее, пока она кашляет и ловит ртом воздух.
Ее тошнит до тех пор, пока в желудке не остается ничего, кроме желчи. Я вынимаю из кармана платок и протягиваю ей. Едва придя в себя, она тут же кричит:
– Я в порядке! В порядке, слышишь! Иди уже!
– Что-то непохоже, чтобы вы были в порядке. Может, что-нибудь съели, и у вас случилось расстройство желудка? Голова болит? Во всем теле непривычный жар?
Я перебираю варианты, думая о том, насколько хорошо снабжается буфетная.
– Нет, правда, со мной все хорошо, – говорит она уже не таким злым голосом, – просто надо немного полежать. Это пройдет. Всегда проходит.
В голову приходит еще один вопрос, но я его так и не задаю.
– Обязательно отдохните, – говорю я ей тоном дочери целительницы, коей, собственно, и являюсь, – и выпейте воды. Вы уверены, что помощь не нужна? Сможете самостоятельно вернуться в дом?
Она кивает, не глядя мне в глаза. Я беру Ашллин и увожу с собой. Мы направляемся прямо к дереву – когда подходим к нему, Мааре уже скрывается в доме – и забираемся на высокую ветку, служащую нам насестом.
– Бедная Мааре, – говорю я, размышляя верна ли моя догадка, – ей часто бывает плохо?
– Каждый день, – говорит Ашллин, – чаще всего по утрам.
– К тому же, она быстро устает, так?
– Гм… Когда ее ко мне приставили, с ней все было в порядке. В те времена она часто со мной играла.
– А при дворе она давно?
– Давно.
Это может что-то значить, но может – и нет. На мой взгляд, Ашллин еще слишком маленькая, чтобы вычислить срок в днях, неделях или привязать его к смене времен года.
– А муж у Мааре есть? – спрашиваю я. – Дети?
Ашллин смотрит на меня с таким видом, будто я задала ей нелепый вопрос.
– Какая ты глупая! Нет, конечно!
Немного полазив по дереву, мы идем к конюшням, где Ашллин показывает мне свою милую маленькую серую лошадку. Дау, молчаливый и покорный, извлекает откуда-то морковку, чтобы принцесса Брефны могла ее угостить. Девочка благодарит его, а когда он не отвечает, поворачивается ко мне и спрашивает:
– А почему он все время молчит?
– Его зовут Нессан, он не умеет говорить. Но если бы умел, обязательно сказал бы тебе что-нибудь хорошее.
Ашллин решает проявить твердость.
– Кира учит меня играть на свирели, – говорит она Дау, – и теперь я могу сыграть мелодию. Хочешь послушать?
Я могу сказать наверняка, что он скорее бы улизнул, но поскольку рядом крутится пара других конюшенных служек, сделать это не так просто. Дау с важным видом кивает. Мы с Ашллин идем в комнату для репетиций за свирелью. Я надеюсь, что к нашему возвращению Дау уже не будет, но он все еще стоит и ждет у стойла той самой лошадки. Теперь в компании со старым псом, постоянно болтающимся на конюшне. Его довольно дружелюбно окликает другой конюх:
– Заделался почитателем, Нессан?
Я с трудом удерживаюсь от грубого жеста – рядом со мной ребенок. Дау не обращает на это замечание никакого внимания.
Ашллин играет. Неправильно ставит пальцы и на половине сдается с таким видом, словно вот-вот расплачется.
Я приседаю рядом с ней на корточки и спрашиваю:
– Помнишь, как мы с тобой учили? Дыши размеренно и глубоко. Расправь плечи. Думай о мелодии, она должна быть у тебя в голове. Твои пальчики сами знают, что делать. А теперь попробуй еще раз.
На этот раз она играет идеально. А когда заканчивает, склоняется в легком поклоне, и я хлопаю в ладоши. Конюхи, собравшиеся по ту сторону загона, тоже аплодируют. Лучшая награда для Ашллин – улыбка на лице Дау. Она хоть и длится краткий миг, но в ней нет ни капли притворства. При виде ее Ашллин тоже широко улыбается. Дау еще раз склоняет голову и возвращается к работе. За ним тенью следует собака.
Когда мы возвращаемся в комнату для репетиций, девочка говорит:
– Ему, должно быть, грустно.
– Ты имеешь в виду Нессана? Почему тебе так кажется?
– Я тоже грустила бы, если бы не умела говорить. Тогда мне было бы трудно заводить друзей.
– Наверное, трудно. Но я думаю, что в работе он хорош, поэтому другие конюхи его не обижают.
– Тебе надо научить его играть на свирели, – говорит Ашллин, – даже не умея говорить, он все равно может сыграть мелодию и порадоваться.
Я не знаю плакать или смеяться.
– Не думаю, что дядюшка Арт мне позволит. Хотя предложение хорошее. У тебя доброе сердце, Ашллин. А теперь давай разучим еще одну мелодию.
Брокк возвращается домой немного раньше, и перед ужином мы, как обычно, собираемся в комнате для репетиций. Он рассказывает нам с Арку, как провел день в неметонах. Сегодня ему удалось услышать древнюю легенду об Арфе Королей. Я не знала, что этот ритуал до такой степени основан на узах между людьми и Колдовским миром. И ни разу не слышала, чтобы кто-то говорил о Справедливом народе, о королевах давно забытых времен или о могуществе магии. Даже когда упоминали ритуал в День летнего солнцестояния. Самое большее, о чем судачили, так это о том, что арфу выносят, на ней играет Верховный Бард, после чего все шумно одобряют нового короля. Так что этот друг Брокка из друидов вполне может оказаться прав. Народ, вероятно, действительно позабыл, как все это начиналось. А может просто больше не верит в существование Справедливого народа. Кроме друидов, конечно же. Их братство наверняка и помнит, и верит.
