– К рассказу Ночной Тени я могу добавить очень немногое. Воронье племя… они появились прошлой зимой. Быстро распространились по всей округе, мои разведчики в мире людей видели их во многих уголках Брефны. Эти твари неутомимы и постоянно перелетают с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Нападают всегда по-разному. В моем королевстве они постоянно болтаются на лесных окраинах – хоть и небольшим числом, но неизменно с дурными намерениями. За столь короткое время мы потеряли многих, Брокк. Многих. А нас и до этого было мало. Наша магия, похоже, над ними не властна. А жечь древние деревья, чтобы их прогнать, мы не станем.
– Раньше, до того, как увидеть их вблизи… я считал их злобными, опасными, жестокими тварями. Но то, что увидел в их глазах… Они казались… потерянными. Словно были в замешательстве. Может, они и сами пали жертвой какой-нибудь темной магии? Может, их кто-то проклял?
– Этого я тебе сказать не могу. У их разрушительных действий нет никакой видимой цели. Они убивают, и убивают жестоко. Но не для пропитания, потому что всегда бросают растерзанные тела жертв, которые потом находят другие. На одних путников набрасываются, других пропускают. Это не птицы из вашего мира, но и не порождения мира нашего. Они – нечто иное. И поэтому то, что ты сумел их отогнать, очень важно. Ты, мой бард, и в самом деле уникален. Хотелось бы только знать – в чем именно.
Я не отвечаю. Это почва зыбкая и опасная.
– Брокк, ответь мне на один вопрос.
– Какой?
– Кем были твои родители?
Я сглатываю застрявший в горле комок.
– Мои родители были добрыми и мудрыми людьми. Их я не обсуждаю. Ни с кем.
– Но сейчас, думается, у тебя просто нет другого выхода. Кто наделил тебя этим бесценным даром как не мать, произведшая тебя на свет? Или отец, чья кровь течет в твоих жилах? Либо она, либо он принадлежали к Маленькому народцу. У людей подобной магии попросту нет.
Я молчу.
– Разве они не хотели бы утешиться и узнать, что их ребенка воспитали в атмосфере добра, что он вырос и стал прекрасным юношей? Разве не хотели бы услышать твой несравненный голос и увидеть, как твои пальцы извлекают из струн арфы магию?
– Сомневаюсь.
Мой голос хрипит от осуждения, и я не могу ничего с этим поделать.
– Они бросили меня и отдали на воспитание другим. К тому же, я не знаю, кем они были. Или кто они есть, если еще не умерли.
Эрнья берет мою руку в ладони. Ее нежное прикосновение усмиряет бушующую в груди дикую ярость.
– Но послушай, милый, – говорит она, – ты же знаешь, что они собой представляли.
Я с несчастным видом киваю.
– Посчитав, что я вырос достаточно для того, чтобы понять, родители мне все объяснили. Мама, она знахарка, представила все так, чтобы колдовские корни стали для меня не проклятием, а благословением. Сказала, что они любят меня столь же нежно и горячо, как и моих брата и сестру, в жилах которых течет только человеческая кровь. Отец сказал, что я такой же его ребенок, как они. В том возрасте я принял все это безоговорочно. И всегда знал, что со мной связана какая-то тайна, хотя и не помнил, чтобы они о ней упоминали.
– Предание, – задумчиво говорит Эрнья, – о ребенке, которого морозной зимней ночью оставили на пороге чужого дома? Нашли в норе среди барсучат? Положили в плетеную корзину и пустили плыть по реке?
В ответ на ее слова я, помимо воли, улыбаюсь.
– Ни первое, ни второе, ни третье. Хотя о каждой из этих историй можно было бы сочинить замечательную балладу.
– Тогда что?
– Меня им принес… один знакомый. Из ваших.
Эрнья задумывается, так и не выпуская моей руки.
– Может, твой настоящий отец?
– Нет. Не из тех, кто мог бы им солгать. Старый, верный друг. Он оказал кому-то услугу – тому, кто сам воспитывать меня не мог. Возможно, я стал помехой, может, родился вне брака, да к тому же полукровкой. Он отдал меня тем, для кого я стал желанным ребенком, окруженным любовью. С того самого дня они и стали мне родителями. Несмотря на то, что у них был собственный сын, которому тогда не исполнилось и двух лет, а через три полнолуния в их семействе ожидалось пополнение. Они удивительные люди.
Не хочу ничего знать о моих настоящих родителях. Когда они от меня отказались, я оказался в лучшей семье, о какой только может мечтать ребенок. Но, поделившись своей историей, я чувствую себя лучше.
– Когда сомневаешься, – тихо говорит Эрнья, – думай о том, что ты сегодня сделал. Обычный человек ни за что бы не добился ничего подобного. Думай о балладе, которую ты для нас напишешь – о песне веры и надежды. Она может изменить будущее всей Брефны. Те, кто тебя, Брокк, произвел на свет, одарили тебя магией. А те, кто воспитал, привили мудрость и здравый смысл. И о тех, и о других, тебе следует думать с добротой в сердце.
22. Ливаун
Я перебираюсь через стену, беру вещи и отправляюсь в путь. Хвала богам за уроки Арку. Без них я, вероятно, не рассчитала бы прыжок и встретила мучительную смерть на кольях крепостной стены, либо рухнула бы вниз и осталась лежать бесформенной кучей переломанных костей. К счастью, Дау оказался готов мне помочь, и не только сегодня, но и прошлой ночью, чем дважды меня удивил.
Уроки Эвы тоже даром не прошли. Дорога не пуста, по ней едет небольшая повозка с какими-то мешками, пастух гонит отару овец, проходят путники. Это значит, что мне надо прятаться в кустах, красться за стеной, выложенной сухой кладкой, в надежде, что меня не учуют и не выдадут животные, или ждать в укрытии, пока на дороге никого не останется. Я опять надела юбку и повязала голову платком. Надеюсь, что в таком виде не буду слишком выделяться на фоне других. Но есть одна проблема. После того, как я взобралась на дуб, совершила героический прыжок и кое-как слезла с вяза, у меня болит правая лодыжка. Идти можно, но я понимаю, что ноге надо дать отдохнуть, а не изводить усилиями. В голове слышится мамин голос, предлагающий в следующий раз, когда я ввяжусь в очередную авантюру, прихватить ее чудодейственную мазь и запас прочных полосок льняной ткани. Сейчас об этом думать уже поздно. С этой проблемой разберусь после возвращения.
Взбираясь вверх по холму по направлению к лесу, я пару раз спотыкаюсь о камни и ругаюсь от боли. Думаю о Дау, которому все это время приходится молчать. Вспоминаю о Брокке, и тут же мрачнею. Те несколько раз, когда он рассказывал мне, как его отдали нашим родителям, кто его принес, и что это все может значить, можно пересчитать по пальцам одной руки. Причем один-два еще и останутся. Ему до всего этого нет никакого дела. Зачем? У него лучшие родители, о каких можно только мечтать. К тому же, ему ничего не стоит считать себя обычным человеком, который всего лишь наделен удивительным музыкальным талантом. Насколько я понимаю, колдовской крови в его жилах всего-то капля, самое большее – две. Но вот теперь он ушел повидать сказительницу и, скорее всего, отправился на поиски порталов в Колдовской мир. То есть нарывается на неприятности, даже если его догадка верна, и Арфа Королей действительно там. Что если он встретит там своих настоящих родителей, а те решат, что имеют право его у себя оставить? Что если Маленький народец втянет его в свои политические игры? Не думаю, что ради миссии, в чем бы она ни заключалась, стоит так рисковать.
