Но Энгельгардт не впал в отчаяние, не стал посыпать голову пеплом. Сетовать на судьбу в духе поэта «Что же делать, если изменила та мечта, как всякая мечта» – не в его характере. Он не сдаётся. И опять его думы не о себе, а о процветании народа, прежде всего – крестьянства. И опять инструментом решения этой задачи у него выступает наука.
«В сфере отвлеченного, научного труда и научных интересов и находит себе утешение А. Н. после крушения его социальных идеалов.
Передав хозяйство дочери, он летом 1884 г. отправляется исследовать рославльские фосфориты Смоленской губернии, и затем в Батищеве открывается новая эра – фосфоритная. До самой смерти интересы А.Н. были сосредоточены на вопросах искусственных удобрений.
Хозяйство в среднерусской полосе с постоянным расширением запашки невозможно, так как эта лишняя запашка поглотит часть земли, нужной под выгон, под травы, и не хватит корма, не хватит навоза. Хозяйство, которое держится исключительно на навозе, может развиваться только до известного предела, и предел этот наступает весьма быстро. Благодаря этому северные хозяйства всегда представляют клочок культурной, пахотной земли, окруженный луговыми пространствами, пустошами. С пустошей вытягивают соки.
Как же, с одной стороны, утилизировать эти скрытые богатства, а с другой – избавить хозяйства от исключительной зависимости от навоза? Как сделать так, чтобы запашку можно было расширять беспредельно, всю землю сделать культурной? Решение вопроса лежит в фосфоритных залежах.
Из своего флигелька в Батищеве уже поседелый Энгельгардт руководил новым «фосфоритным движением». Груды писем, статей, заметок, счетоводство по сложному делу производства опытов поглощали энергию этого человека, уже прикованного болезнью к своему старому вольтеровскому креслу, обитому телячьими шкурами. В его воображении развертывалась картина грядущего благосостояния крестьянина.
В центре хозяйства, около деревни или усадьбы, лежат тучные земли, ежегодно удобряемые навозом, доведённые до состояния огородной земли, где можно будет сеять пшеницу.
Эти поля облегают разделанные пустоши. Везти туда навоз далеко и невыгодно – они удобряются фосфоритом. А на горизонте синеют рощи и зеленеют луга на землях, с которых уже взяты урожаи льна и ржи. Там краснеют головки клевера, удобряемого каинитом, блестящие результаты применения которого так радовали А.Н., задумывавшего летом 1893 г. произвести еще новые опыты с известью. Вся земля разделена, и с трудом представляют себе новые люди те времена, когда березняки надвигались на ноля, и бесконечные «пустоши» производили только жёсткие, как щетина, травы, белоус, можжевельник, куманицу и рыжики.
И это была не мечта: в Батищеве у всех на глазах осуществлялись идеалы Александра Николаевича.
Но дни его были сочтены. Болезнь мало-помалу подтачивала его богатырское здоровье. И 21 января 1893 года наступил конец.
Часть вторая. Пять жизней Александра Энгельгардта
Составление этой части книги оказалось делом очень трудным, потому что сведения о личной жизни А.Н. Энгельгардта (о чём он сам писал очень мало и скупо), его семье и ближайшем окружении приходилось собирать по крупицам из сотен различных источников и перепроверять, когда в приводимых там данных оказывались противоречия. Особо хотелось бы отметить из давних источников воспоминания А. Фаресова и других современников Энгельгардта, а из современных – материалы А.В. Тихоновой и составленный ею том «Литературных памятников» с академическим изданием книги «Из деревни. Достаточно только просмотреть её комментарии к тексту, чтобы составить представление о громадном её труде и мастерском владении темой. Отмечу также работы Алексея Львова, Ревекки Фрумкиной, А. Степанова, Елены Шелаевой, а также исследователей, не указавших своего имени, а лишь сославшихся на свои сайты
[9]. Интересные (хотя по большей части повторяющиеся) факты приводятся авторов безымянных или подписанных только инициалами статей в биографических словарях и энциклопедиях. Я использовал часть перечисленных материалов, порой большие фрагменты, но в тексте ссылок на источники не даю (это ведь не академическое издание, а публицистическая книга), за исключением современных публикаций, которые, возможно, ещё не успели войти в научный оборот. Точнее, я взял за основу как раз упомянутый файл, поскольку это самый полный биографический очерк об Энгельгардте, и в нужных местах вставлял фрагменты других источников, а главное – собственные мнения и оценки, а также некоторые собственные открытия. Поскольку мои суждения на этот счёт, как мне представляется, либо высказаны впервые, либо существенно отличаются от мнений других авторов, я считаю их главными в этой книге, ради чего она и была написана.
Две иллюстрации взяты из академического издания книги «Из деревни», остальные отысканы в Интернете.
Приведу краткую справку о роде Энгельгардтов вообще и о начале жизненного пути (детстве и отрочестве) Александра Энгельгардта.
Смоленским исследователям удалось почти невероятное: в архивах области, пережившей страшную войну и вражескую оккупацию, они отыскали метрическое свидетельство о рождении А.Н. Энгельгардта. Согласно ему, 1832 года Июня 1 числа сельца Климова у неслужащаго надворнаго советника
[10] Николая Федорова и законной жены его Анны Игнатовой Энгельгардтов в селе Климове Духовщинского уезда Смоленской губернии родился сын Александр.
Его отец Николай Фёдорович Энгельгардт, надворный советник и предводитель уездного дворянства в 1817–1819 годы, был выпускником Виленского университета. Николай Федорович Энгельгардт был дружен с Адамом Мицкевичем и близок к обществу филоматов. (Филоматы – от греч. «стремящийся к знанию» – тайное патриотическое и просветительское объединение студентов Виленского университета, действовавшее в 1817–1823 годах, членами которого состояли впоследствии выдающиеся поэты, учёные, общественные деятели.) Он участвовал в Смоленском ополчении в 1812 году. Вышел в отставку с военной служба в чине поручика. В своем имении Климове (ныне на территории Ярцевского района) задолго до реформы 1861 г. отмежевал наделы своим крестьянам.
