Николай Федорович Энгельгардт был состоятельным и просвещённым помещиком. Он ввел метод искусственного орошения полей.
В семье помещика имелось шестеро детей: четверо сыновей и две дочери. Александр Николаевич был третьим ребенком.
Первоначальное образование Александр получил дома. А что тогда обычно означало домашнее воспитание в сельской дворянской усадьбе? Видимо, приглашение священника для обучения грамоте и преподаванию Закона Божия, надзор отца над ходом занятий у детей и барская библиотека. Для обучения сына французскому языку Андрей Петрович Гринёв из «Капитанской дочки» Пушкина пригласил француза, а для повседневного ухода за барчуком приставлялся дядька вроде Савельича и при необходимости другие воспитатели, так сказать, по отдельным отраслям знания и умения. Но Николай Фёдорович пригласил для приличного образования и воспитания детей наставников-французов. И приставленные к Александру воспитатели – это люди из народа. От них Александр воспринял уважение к нелёгкому крестьянскому труду, любовь к природе. Досуг барчук часто проводил вместе со своими сверстниками – крестьянскими детьми. Отсюда – его знание жизни крестьянства и живой, образный русский язык. Уже будучи помещиком в Батищеве, Энгельгардт встретил одного из крестьян, бывших друзьями его детства. Вот как он сам об этом рассказывал в своей книге:
«…приходит ко мне один крестьянин, с которым первым я сошелся по приезде в деревню. Крестьянин этот в крепостное время был взят из деревни в дворню и служил при мне в «мальчиках» в доме, где я воспитывался до пятнадцати лет. В малолетстве мы были друзьями и когда-то вместе играли, бегали, дрались. Потом меня отвезли в Петербург, а Степка попал в поварёнка, был поваром, служил при одном из молодых господ, с которым, как он выражался, отломал два похода: венгерский и крымский. После крымской войны Степан получил вольную, служил долго в Петербурге при одной из гимназий, наконец, заболел, пролежал восемь месяцев в больнице и, поправившись, по совету доктора, отправился в деревню, – двор его зажиточный, – в несколько лет сделался совершенным крестьянином, научился пахать, косить, рубить. Человек он был – нынешней зимой он умер – очень умный, добросовестный работник, отличный хозяин, понаметался около людей, всё хорошо понимал и пользовался громадным уважением в деревне. Когда я приехал в деревню, Степан явился ко мне поздравить с приездом: я ему очень обрадовался, стали мы припоминать старое время, как вместе лазили на голубятню, вместе воровали вишни и дразнили старого садовника Осипа. Д конечно, угостил Степана и водочкой, и чайком. Потом Степан иногда наведывался ко мне по праздникам вечерком покалякать: пили чай, болтали о Петербурге, о старом и новом времени, о хозяйстве. Степан много мне разъяснил из деревенских отношений, много дал хороших советов». Как мы увидим из дальнейшего, именно Степан дал барину совет, во многом определивший стиль взаимоотношений помещика с крестьянами («жить по-соседски, по-божески», а не по-петербуржски и уж тем более не по-немецки, где всё строится на деньгах). Это и стало одним из главных условий успеха начинаний Энгельгардта.
И сам Энгельгардт пишет:
«С нынешней деревенскою жизнью я был незнаком, хотя до 16 лет воспитывался в деревне. Но то было еще до «Положения», когда даже и не очень богатые помещики жили в хоромах, ели разные финзербы, одевались по-городски, имели кареты и шестерики. Разумеется, в то время я ничего не знал о быте мужика и того мелкого люда, который расступался перед нами, когда мы, дети, с нянюшкой, в предшествии двух выездных лакеев, входили в нашу сельскую церковь».
Смоленская губерния, наряду с белорусскими губерниями – Могилевской и Витебской, относилась к числу беднейших на западе Российской империи. На протяжении многих десятилетий население Смоленщины росло крайне медленно. Причиной этому являлись малоплодородные почвы, частые неурожаи, и, буквально, голодные годы. Непосильные налоги не давали возможности подняться земледельцам до приемлемого материального уровня жизни. Крестьянское население губернии было сплошь неграмотным. Детские наблюдения за тяжелым крестьянским трудом и непропорционально усилиям низкие урожаи сельскохозяйственных культур, ввиду скудности почв, может быть тогда и зародили желание у Александра Николаевича улучшать плодородие земель путем внедрения достижений химической науки в земледельческое производство.
Интерес к химии у А.Н. Энгельгардта проявился еще дома, когда он наблюдал за пиротехническими опытами своего старшего брата Михаила. В училище под влиянием лекций и практических занятий известного химика Н.Н. Зинина интерес этот еще более усилился.
Став взрослым, Александр Энгельгардт испытал такие превратности судьбы, так резко менял (не всегда по своей воле) сферу своей деятельности, что кажется, будто он прожил пять совершенно разных жизней.
Глава 23. Жизнь первая: офицер
По достижении 16-ти летнего возраста в 1848 году, проча ему военную карьеру, родители определили мальчика в Петербургское Михайловское артиллерийское училище, которое выделялось среди военных учебных заведений хорошей постановкой учебного процесса. Специальные предметы в училище вели весьма известные ученые того времени. Так математику и механику вел профессор М.В. Остроградский, химию профессор Н.Н. Зинин и т. д.
(Как химик, Энгельгардт считал себя учеником Зинина.) Учёные прививали учащимся вкус к науке и научной работе, развивали их творческие способности. Позднее Артиллерийское училище было преобразовано в Артиллерийскую академию.
Уже в Артиллерийском училище Александр Николаевич проявил особый интерес к изучению химии. Так, после окончания курса обучения и производства его в офицеры молодой человек у себя на квартире устроил химическую лабораторию и начал заниматься изучением органической химии. Занимался он и минералогией, ботаникой, с рвением изучал употребление паяльной трубки. Но химия оставалась его любимым предметом. Он посещал лекции и занятия Н.Н. Зинина, познакомился со многими известными химиками, в том числе с Д.И. Менделеевым и Н.Н. Соколовым.
Увлечение науками у Энгельгардта было так велико, что он, ещё обучаясь в училище, с научными целями посещал Санкт-Петербургский арсенал и военные заводы в столице, в Карелии и в Финляндии. По окончании училища в 1853 году молодой офицер Энгельгардт получил четырехмесячный отпуск и использовал его для поездки на уральские заводы.
Получив назначение первоначально в конную артиллерию, впоследствии он был причислен в качестве литейщика к Санкт-Петербургскому арсеналу. На этом поприще Энгельгардт внимательно изучал физико-химические свойства металлов. Способность применять к практической жизни научные познания обнаружилась у него также и в военном деле. Он искал пути усовершенствования технологии отлива пушек. Под его руководством отливали пушки для обороны Севастополя. Пушки с его вензелем были образцовыми, и начальство было им довольно. Через полтора года его перевели в новый арсенал начальником литейной мастерской. Орудия, отлитые под руководством молодого специалиста, оказались настолько высокого качества, что это дало основание руководству выдвинуть его на должность правителя дел Комиссии артиллерийского учёного комитета. Затем Энгельгардта направили за границу для знакомства со сталелитейным производством на немецких пушечных заводах Круппа. Возвратившись домой, он публикует в «Артиллерийском журнале» ряд статей о литье пушек в России, в частности, об экспериментах со стволами орудий, изготовленных русским мастером-оружейником П.М. Обуховым, и изделиями изготовленными на заводах Круппа. Как выяснилось, при испытании, немецкий ствол вышел из строя раньше, чем ствол, изготовленный Обуховым, отметив, в статье «Заметка о стальных орудиях» учёный оружейник писал, что честь первого введения в употребление литой стали для больших орудий принадлежит российской артиллерии.
