Правая рука Яковлева Лев Натанович Крицман, окончивший химический факультет Цюрихского университета, был в СССР видным деятелем. Доктор экономических наук, редактор журнала «На аграрном фронте», директор Института сельскохозяйственной экономики в 1925–1930 годы, как раз когда решался вопрос о задачах и методах коллективизации, заместитель председателя Госплана СССР и занимавший (как тогда было принято «из-за острой нехватки кадров») ещё кучу руководящих должностей. Репрессирован в 1937 году, год смерти 1938.
Естественно, Яковлеву и Крицману был известен опыт организации еврейских поселений в Палестине, а с жизнью русского крестьянства они вряд ли были знакомы.
Но зря Кара-Мурза делает этих партийных функционеров главными виновниками великой народной трагедии. Главную вину должны были взять на себя руководители СССР того периода.
Почему Сталин поручил преобразование российской деревни Яковлеву, которого он знал, как беспринципного карьериста? Ответ тут один: его заставила так поступить необходимость.
Тут я должен сказать несколько слов об одном законе кадровой политики, о котором большинство наших граждан и не подозревает. Я сам узнал о нём случайно.
Работал я в одном престижном академическом институте, занимал должность руководителя сектора – это средний уровень начальства, хотя именно в секторах и делается научная продукция, которая на более высоких уровнях шлифуется, подгоняется под известные лишь «верхам» политические установки, после чего представляется руководству страны.
Работал в этом институте один заслуженный генерал, награждённый многими высокими орденами, но не имевший звания и Золотой звезды Героя. И вот подошёл его юбилей. Руководство института собралось на совещание, чтобы решить, как отметить это событие. В первую очередь надо было определиться с тем, к какой правительственной награде юбиляра представить.
Естественно, первым прозвучало предложение: раз у генерала есть все высшие ордена страны, но нет у него звания Героя, то к этому званию его и представить. Но директор института, после нескольких секунд раздумья, произнёс загадочную фразу (кажется, это называется «оговоркой по Фрейду»):
– Нет, Михельсон на Героя не потянет…
Большинство участников совещания с этим согласилось, но некоторые, вошедшие в круг руководителей недавно, удивились: причём здесь штатский Михельсон, когда речь идёт о генерале совсем с другой фамилией?
Кому-то из недоумевавших старый авторитет на досуге разъяснил:
Если во властвующей верхушке стоят две группировки, и соотношение их сил находится в динамическом равновесии, то каждая из них зорко следит за тем, чтобы конкурент не усилился. Поэтому, если кто-то из одной группировки получил повышение по службе или удостоен высокой государственной награды, то другая группировка тут же выдвигает кандидата на аналогичное отличие, чтобы равновесие сил во власти не было нарушено.
Сталин сам незадолго до «года великого перелома» едва не лишился власти. После смерти Ленина единственным претендентом на теоретическое наследие покойного вождя посчитал себя «любимец партии» (по ленинской характеристике) Бухарин, который так и назвал свой доклад «Политическое завещание Ленина». По вопросу об отношении к кулаку и к коллективизации в Политбюро ЦК ВКП(б) и схлестнулись группировки Сталина и Бухарина. Сталин, выражая настроение большинства членов партии, стоял за решительную борьбу с кулачеством. Бухарин, при поддержке членов Политбюро Рыкова (председателя Совнаркома СССР) и Томского (главы профсоюзов, а тогда это была мощная сила,) считали правильной политику «врастания кулака в социализм». Решающее голосование в Политбюро принесло победу Бухарину. Это давало ему основание принять решение: вывести Сталина из Политбюро и снять с поста Генерального секретаря ЦК, а затем созвать Пленум ЦК, который утвердил бы этот акт. Время было суровое, борьба шла по сформулированному ещё Лениным принципу «кто – кого», так что Сталин мог бы лишиться не только поста, но и жизни. Но Бухарин, зная, что Сталин успел расставить своих людей в аппарате ЦК и на периферии, побоялся приять решительные меры, то ли попросту струсил, то ли трезво оценил соотношение сил, и пошёл на попятную. Динамическое равновесие в Политбюро было на короткое время восстановлено, но Бухарин и его коллеги подписали себе смертный приговор с отсрочкой приведения его в исполнение на несколько лет. А пока Сталин в проведении кадровой политики не был полностью свободен. Вот почему и Яковлев, и Крицман пока в течение нескольких лет продолжали своё восхождение по карьерной лестнице.
Это разъяснение тайн кадровой политики не снимает вины со Сталина и его сторонников в ЦК партии. Оказалось, что им свойственны были в значительной мере те же пороки в управлении страной, в которых ещё Энгельгардт обвинял царских чиновников. Это кабинетный стиль управления, решение судеб русского крестьянства, не спросив самих крестьян.
Сталин до революции был в подполье и устраивал забастовки, вёл пропаганду среди рабочих, а с жизнью крестьян соприкасался в основном во время ссылки, и они произвели на него неприятное впечатление. С первого дня Октябрьской революции он вошёл в состав правительства Советской России в качестве наркома по делам национальностей, но и этой работой ему не давали заняться основательно, потому что посылали с одного фронта Гражданской войны на другой. С окончанием войны его избрали Генеральным секретарём ЦК большевистской партии, ему нужно было противостоять попыткам реставрации капитализма, к чему вела политика большинства членов Политбюро. Так что и тут возможности более основательного знакомства с крестьянством у него не было. Недолюбливал крестьян и великий пролетарский писатель Максим Горький, к мнению которого вождь внимательно прислушивался. По воспоминаниям В.М. Молотова, сам И.В. Сталин, посетив вместе с ним несколько возникших ещё ранее колхозов, был воодушевлён увиденным. Но в тех «старых» колхозах не обобществлялся домашний скот, а каждой семье был оставлен большой приусадебный участок. Видимо, с таких впечатлений Сталина и начался поворот от колхоза – пародии на кибуц к колхозу – сельскохозяйственной артели.
Конечно, в процессе коллективизации большевики наломали много дров, в чём их обвиняют либеральные критики. И, разумеется, было бы желательно проведение такой перестройки деревни без ошибок, руками образованных людей, предпочтительно в белых перчатках. Но где было взять этих образованных и гуманных деятелей числом миллион в стране, которая ещё только завершала ликбез, то есть ликвидацию неграмотности в самом простом понимании этого слова – научить десятки миллионов ещё совсем неграмотных людей хотя бы читать и писать?
Ценой громадных ошибок, повлекших за собой неимоверные жертвы, колхозный строй в СССР укрепился и доказал свою надёжность и спасительную роль в годы Великой Отечественной войны.
Наверное, с моей стороны было бы непростительной дерзостью заявить, что становление колхозов прошло на моих глазах, хотя в буквальном смысле слова дело обстояло действительно так. Мне шёл третий год, когда бабушка взяла меня с собой (иначе меня не с кем было оставить) на учредительное собрание колхоза в нашей тульской деревне. Конечно, я ничего не понимал из того, о чём там говорилось, но картину собрания запомнил на всю жизнь и мог бы её описать хоть сейчас.
