Ваше высочество приводит многочисленные имена почтенных лиц, выразивших согласие на сотрудничество с вами. Среди них я не вижу ни одного, от кого я хотел бы ожидать единоличной ответственности за будущность страны. Кроме того, спрашивается, многие ли из этого списка проявили бы действительно серьезный интерес к делу «внутренней миссии», если бы не знали, что ваше высочество и принцесса принимают участие в этом начинании. Я не пытаюсь вызвать недоверие там, где имеет место доверие. Но, как показывает опыт, монарх не может обойтись без некоторой недоверчивости, а ваше высочество слишком близки к этому званию, чтобы не проверять всякий раз, относится ли предупредительность отдельных лиц к делу, о котором идет речь, или к будущему монарху и его милости. Тот, кто желает добиться от вас чего-либо в будущем, уже теперь постарается установить отношения и связи с будущим императором. А много ли людей без тайных помыслов и честолюбия? И даже тот, кто лишен их, не чужд господствующему в наших монархически настроенных кругах стремлению приблизиться к монарху. Если бы не ее величество императрица, то Красный крест и другие ферейны не привлекли бы так много участников; стремление установить связь с двором способствует любви к ближнему. Это – даже отрадное явление и не приносит вреда императрице. Иначе обстоит дело с наследником престола. Среди имен, названных вашим высочеством, нет ни одного без всякого политического привкуса, и готовность служить пожеланиям высокого покровителя имеет в своей основе надежду обеспечить содействие будущего короля лично себе или своей фракции. После вступления на престол вашему высочеству придется пользоваться по своему усмотрению людьми и партиями с осторожностью и с переменной удачей, не допуская при этом внешней приверженности к одной из наших фракций. Бывают периоды либерализма и периоды реакции, а также господства насилия. Дабы сохранить за собою необходимую свободу действия, надо остерегаться, чтобы общественное мнение не причислило ваше высочество уже в бытность наследником престола к какому-либо партийному направлению. А этого не избежать, если у вашего высочества установится с «внутренней миссией» органическая связь в качестве ее покровителя. Для меня имена фон Бенда и Микеля являются лишь орнаментом; оба они – кандидаты на министерский пост в будущем; однако в сфере действия миссии они вскоре откажутся от соревнования со Штекером и другими священниками.
Уже самое название «миссия» позволяет сделать прогноз, что духовенство наложит свою печать на это предприятие даже в том случае, если руководящим членом комитета не будет генерал-суперинтендент. Я ничего не имею против Штекера; по моему мнению, у него как у политика только один недостаток, что он – священник, и как у священника – что он занимается политикой. Я радуюсь его смелой энергии и его красноречию, но ему положительно не везет. Успехи, которых он добивается, мимолетны; он не умеет закрепить и сохранить их; каждый равноценный ему оратор – а такие имеются – отнимает их у него. Невозможно будет отделить Штекера от внутренней миссии, а его находчивость обеспечит ему в миссии решающее влияние как на своих собратьев по сану, так и на мирян. Репутация, которая установилась до сих пор за Штекером, отнюдь не облегчает задачу защищать его или оказывать ему покровительство. Всякая власть в государстве сильнее без него, чем с ним, но на арене партийной борьбы он – Самсон. Он возглавляет элементы, находящиеся в резком противоречии с традициями Фридриха Великого, и правительство Германской империи не смогло бы на них опираться. Со своей прессой и небольшим числом своих приверженцев Штекер причинил мне много хлопот и внес колебания и раскол в мощную консервативную партию. «Внутренняя миссия» – это почва, от прикосновения к которой Штекер, подобно великану Антею, будет постоянно черпать новые силы и на которой он будет неодолим. Ваше высочество и ваши будущие министры существенно усложнят свои задачи, если включат в них представительство «внутренней миссии» и ее органов. Как только евангелический священник чувствует себя достаточно сильным, он так же склонен к теократии, как и католический священник, но справиться с ним при этом труднее, так как над ним нет папы. Я – верующий христианин, но боюсь, что мог бы в своих религиозных убеждениях сбиться с пути истинного, если бы, подобно католику, ограничивался посредничеством священника при сношениях с богом.
В милостивом письме от 21-го прошлого месяца ваше высочество высказали мнение, что я мог бы еще раньше получить у вас разъяснение по данному вопросу; однако, только последнее письмо вашего высочества ознакомило меня с положением вещей, и для моего ответа нет другой основы, кроме содержания упомянутого письма. Того, что я знал до сих пор, было, правда, достаточно, чтобы вызвать у меня некоторую тревогу по поводу нападок печати на ваше высочество, но я слишком мало верил в серьезность дела, чтобы обратиться непосредственно к вашему высочеству. Лишь письмо от 21-го убедило меня в противном.
Ваше высочество соблаговолит снисходительно отнестись к прямодушной откровенности, с которой я высказываю выше свои взгляды. Доверие, которым ваше высочество неизменно оказывает мне честь, и уверенность вашего высочества в моей почтительной преданности позволяют мне рассчитывать на такую снисходительность. Я стар и слаб, и все мое честолюбие заключается в желании сохранить за собой милость императора и его преемников, если мне суждено пережить своего государя. Чувство долга повелевает мне честно служить правящему дому и стране до тех пор, пока я в силах; по долгу этой службы я в ответ на ваше милостивое письмо настоятельно советую вашему высочеству не возлагать на себя до восшествия на престол оков, связывающих вас с какой бы то ни было политической или церковной организацией. Все союзы, в которых вступление и деятельность отдельных членов зависит от них самих, от их доброй воли и личных взглядов, могут быть эффективно использованы для нападения на существующее и его разрушения, но не для созидания и сохранения. Достаточно взглянуть на результаты деятельности консервативных и революционных союзов, чтобы убедиться в этой достойной сожаления истине. К созидательной деятельности и к сохранению жизнеспособных реформ путем законодательства у нас призван только король, стоящий во главе государственной власти. Послание императора о социальных реформах осталось бы мертвой буквой, если бы его осуществления ожидали от деятельности свободных ферейнов; хотя они могут заниматься критикой и жаловаться на недостатки, но устранять их они не могут.
Неминуемую неудачу своих предприятий члены ферейнов могут тем легче переносить, что впоследствии каждый обвинит другого; но наследнику престола как покровителю это больше повредит в глазах общественного мнения. Быть в одном ферейне вместе с вашим высочеством лестно и полезно для каждого без всякого риска для него; только для вашего высочества дело обстоит как раз наоборот: каждый член ферейна чувствует себя возвысившимся и важничает принадлежностью к одному ферейну с престолонаследником, последний же в обмен на значение, которое он придает ферейну своим участием, не получает ничего, кроме опасности неудачи по вине других. Из прилагаемой вырезки, из «Freisinnige Zeitung», полученной мною сегодня, ваше высочество милостиво благоволит усмотреть, как уже сейчас демократия старается отожествить ваше высочество с так называемой христианско-социальной фракцией. Те строки, которые оповещают публику о моей и вашей связи с этой фракцией, печатаются в разрядку. «Freisinnige Zeitung» делает это, конечно, не из благожелательности и не для того, чтобы оказать услугу императорскому правительству. «Религиозное и нравственное воспитание юношества» является само по себе почетной целью, но я боюсь, что под этой вывеской преследуются другие цели – политического и иерархического характера. Лживая инсинуация пастора Зейделя, что я – его единомышленник и прежде всего в нем и в его последователях вижу христиан, – вынудит меня к опровержению, и тогда обнаружится, что между этими господами и мною примерно такое же отношение, как между мною и всякой иной оппозицией против теперешнего правительства его величества.
