Я достаточно изучал историю, чтобы не стать жертвой иллюзии о возможности осчастливить весь народ. Мне было ясно, что для одного человека является невозможным сделать «счастливым» целый народ. В конце концов, счастлив только тот народ, который доволен или по крайней мере хочет быть довольным. Последнее желание предполагает, разумеется, известную степень понимания возможного, т. е. деловитость, чего, к сожалению, очень часто не хватает. Я отчетливо понимал, что, при безграничных требованиях социалистических вождей, беспочвенные вожделения будут все больше и больше разгораться. Но именно для того, чтобы можно было убедительно и с чистой совестью выступить против неосновательных домогательств, – именно поэтому нельзя было отказать в признании законных требований и содействии им.
* * *
Политика, преследующая благо рабочих, при конкуренции на мировом рынке, несомненно, наложила на всех промышленников Германии, благодаря известным законам об охране труда, тяжкое бремя, – особенно в сравнении с такой промышленностью, как бельгийская, которая при низкой заработной плате могла беспрепятственно выжимать до последней капли все соки из человеческих резервов Бельгии, не чувствуя при этом ни угрызений совести, ни сострадания при виде падающей нравственности истощенного, беззащитного народа. Такое положение, какое было в Бельгии, я, благодаря моему социальному законодательству, сделал невозможным в Германии.
Во время войны я приказал генералу барону фон Биссингу ввести это законодательство на благо бельгийских рабочих и в Бельгии. Первоначально, однако, это законодательство было тяжелым камнем на шее немецкой индустрии в борьбе из-за мировой конкуренции и возбуждало недовольство у многих крупных промышленников, что, с их точки зрения, было вполне понятно. Государь, однако, должен всегда иметь в виду благо целого, и поэтому я, не сворачивая, продолжал идти по своему пути.
С другой стороны, те рабочие, которые слепо следовали за социалистическими вождями, не отвечали мне никакой благодарностью за оказанное им покровительство и за мои труды. Нас разделяет девиз Гогенцоллернов «Suum cuique». Это означает: «Каждому свое», а не как хотят социал-демократы: «Всем одно и то же».
Меня также занимала мысль хоть отчасти избавить от конкуренции по крайней мере индустрию континентальной Европы при помощи своего рода ограничения вывоза за границу, создавши таким образом облегчение для производства, что, в свою очередь, должно было повести к улучшению жизни трудящихся классов.
Очень характерно то впечатление, которое получали иностранные рабочие при изучении социального законодательства в Германии. За несколько лет до войны в Англии под давлением рабочего движения пришли к убеждению, что необходимо больше позаботиться о рабочих. В Германию приехал ряд комиссий, в том числе и рабочих. Посетивши под руководством немецких представителей, среди которых были и социалисты, промышленные предприятия, фабрики, благотворительные учреждения, лечебные заведения страховых касс и т. п., они были поражены тем, что им пришлось увидеть. На прощальном обеде, данном в честь их, английский вождь рабочих депутаций обратился к Бебелю с замечанием: «После того, как мы видели здесь, что делается для рабочих Германии, я вас спрашиваю: “И здесь вы еще также социалисты?”». В разговоре с очевидцем англичане заметили, что если бы им удалось после долгой борьбы в своем парламенте провести хотя бы десятую часть того, что в Германии уже в течение многих лет делается для рабочих, то они были бы очень довольны.
Вильгельм II в молодые годы
Я с интересом следил за этими посещениями английских депутаций и удивлялся их незнакомству с положением вещей в Германии. Еще больше удивляли меня, однако, переданные английским посольством вопросы английского правительства на ту же тему, изобличавшие прямо поразительное незнакомство с тем, что было проделано в Германии в области социальных реформ. В беседе с английским послом я заметил, что Англия ведь в 1890 г. была представлена на Берлинском социальном конгрессе и уж конечно, по крайней мере через посольство, получала сведения о дебатах в рейхстаге, в широких размерах имевших место по поводу отдельных социальных мероприятий. Посол ответил, что у него появилась та же мысль, и поэтому он велел просмотреть старые дела посольства. При этом было констатировано, что посольство самым подробным образом доносило обо всем в Лондон и что о каждой важной стадии успешного развития социальных реформ посылались туда объемистые донесения; «Однако, – прибавил, пожимая плечами, британец, – так как они шли из Германии, их никто не читал; их просто прятали в шкафы для бумаг, и там они с тех пор и остались; это настоящий позор! Германия никого не интересует у нас».
Английский король и английский парламент либо не обладали достаточной совестью, либо не имели времени или охоты, чтобы заняться улучшением положения рабочего класса. «Политика окружения», клонившаяся к уничтожению Германии, в первую очередь ее промышленности и вместе с ней рабочего населения, была для них гораздо важнее и выгоднее. 9 ноября 1918 г. радикальные немецкие социалистические вожди с их кликой примкнули к этому британскому разрушительному делу.
* * *
Так как я упомянул о моем разладе с Бисмарком по поводу рабочего вопроса, то я хотел бы еще, кроме сказанного уже прежде об его принципиальной позиции по этому вопросу, привести пример того, как блестяще вел себя однажды князь в деле, касавшемся рабочих. При этом им, конечно, руководили и национальные мотивы, но все же он сразу понял, что дело идет об устранении угрозы большой безработицы, и, опираясь на весь свой авторитет, принял решительные меры.
Будучи еще принцем Вильгельмом, приблизительно в 1886 г. я узнал, что большая судостроительная верфь «Вулкан» вследствие недостатка заказов стоит перед угрозой банкротства, а вместе с тем всей многотысячной рабочей массе грозит остаться без хлеба. Это было бы катастрофой и для города Штеттина. Верфь могла удержаться лишь благодаря заказу на большое судно. По предложению, сделанному в свое время адмиралом фон Штошем, – для того чтобы, наконец, освободиться от английского судостроительства, – эта верфь смело принялась за дело и выстроила первый немецкий броненосец, крещение которого было совершено моей матерью в день ее рождения в 1874 г. в моем присутствии. С тех пор военно-морское ведомство всегда оставалось довольно судами этой верфи, но заказы им давались редко. Руководители же торгового флота не рисковали подражать смелому шагу адмирала фон Штоша. Таким образом, эта доблестная немецкая верфь стояла перед угрозой неизбежного разорения, так как Бременский Ллойд отклонил ее предложение построить пассажирский пароход, заметив при этом, что англичане, благодаря своим долголетним традициям, сумеют это сделать лучше.
Нужда была велика. Я поспешил к князю Бисмарку и изложил ему обстоятельства дела. Канцлер пришел в ярость и, сверкая глазами, ударил кулаком по столу. «Что? Эти чертовы перечницы хотят строить свои суда лучше в Англии, чем у нас? Это совершенно неслыханно. И при этом должна погибнуть хорошая немецкая верфь. Черт подери этих купцов!»
