Суд, направленный исключительно против главы одного из участвовавших в войне государств, лишает это государство всякого равноправия и этим самым всякого авторитета в семье народов. Кроме того, это вызвало бы заранее предусмотренное нашими врагами впечатление, будто во всем “вопросе о виновниках войны” имеется в виду исключительно глава одного государства и представляемая им нация. Беспристрастное расследование “вопроса о виновниках войны” невозможно, если к суду не будут привлечены также главы и руководящие государственные деятели вражеских держав и если их поведение не будет в одинаковой степени подвергнуто критике. Ибо поведение каждого отдельного государства при возникновении войны, понятно, может быть правильно оценено лишь постольку, поскольку принимается во внимание образ действий его противников. Действительное выяснение “вопроса о виновниках войны”, в чем Германия, конечно, заинтересована не менее своих врагов, могло бы иметь место лишь тогда, когда вопрос этот был бы передан на рассмотрение интернациональной, беспартийной инстанции, которая не производила бы уголовного суда над отдельными личностями, а установила бы как все события, поведшие к мировой войне, так и все нарушения международного права, чтобы уже затем на основании этих данных точно установить степень виновности отдельных причастных к войне лиц со стороны всех воевавших государств.
Подобное лояльное предложение было сделано со стороны Германии по окончании войны в официальной форме, но, насколько мне известно, наши враги отчасти ответили на него отрицательно, отчасти вовсе не удостоили нас ответом. Германия тотчас же после войны открыла без всякого ограничения доступ в свои архивы, в то время как союз наших врагов до сих пор избегает следовать нашему примеру. Публикуемые теперь в Америке секретные документы из русских архивов являются лишь первым шагом в этом направлении.
Уже одно это поведение наших врагов, наряду с появляющимся огромным изобличающим их материалом, ясно указывает, где в действительности надо искать “виновников войны”. Повелительный долг Германии диктует ей всеми средствами собрать, проверить и опубликовать весь материал, касающийся “вопроса о виновниках войны”, чтобы таким образом вскрыть подлинные причины войны.
В состоянии здоровья Ее Величества, к сожалению, наступило ухудшение. Мое сердце сжимается в мучительнейшей тревоге.
Да будет Господь с нами.
Ваш благодарный Вильгельм».
Вопрос о виновниках войны. Усиление Америки. Что стояло за «планом Вильсона»
История не знает примера такой войны, как мировая война 1914–1918 гг., и в то же время история не знает примера такой путаницы, какая возникла в связи с вопросом о причинах, вызвавших мировую войну. Последнее тем более удивительно, что великая война застала высококультурное, просвещенное, политически развитое человечество и что причины мировой войны, в сущности, ясны и определенны. И в этом отношении кажущаяся запутанность июльского кризиса 1914 г. не может никого ввести в заблуждение. Тогдашний обмен телеграммами между кабинетами великих держав и монархами, устные переговоры государственных и общественных политических деятелей с влиятельными представителями Антанты – все это, конечно, было чрезвычайно важно в связи с тем огромным значением, какое придавалось тогда почти каждому слову того или иного ответственного деятеля и каждой написанной или переданной по телеграфу строчке. Но основные причины войны от этого не изменяются, они прочно установлены, и не надо бояться их вскрывать, спокойно и деловито высвобождая их из запутанного клубка событий, предшествовавших началу войны.
Общее положение Германской империи складывалось в довоенное время блестяще, именно поэтому становилось все более затруднительным ее положение на международной арене. Небывалый подъем промышленности, торговли и мировых сношений содействовал благосостоянию Германии. Кривая нашего развития все время шла вверх. Связанное с этим мирное завоевание значительной части мирового рынка, которая соответственно усердию и успехам немцев по справедливости и должна была принадлежать им, не могло быть приятно более старым мировым государствам, в особенности Англии. Это вполне естественно, и в этом нет ничего удивительного. Никому не доставляет радости то, что вдруг у него под боком располагается конкурент и надо спокойно смотреть, как старая клиентура переходит к только что появившемуся конкуренту. В связи с недовольством Англии успехами Германии на мировом рынке я не могу, следовательно, сделать никакого упрека Британской империи.
Если бы Англия сумела, применяя более совершенные методы торговли, сбить или уничтожить немецкую конкуренцию, то это было бы ее правом, против которого нельзя было бы ничего возразить. Наиболее сильный и ловкий и выиграл бы игру. В жизни народов нельзя считать предосудительным то, что в мирном соревновании состязаются на пользу своих народов два государства, пуская в ход одинаковые мирные средства, но применяя при этом разную степень энергии, смелости и организаторского таланта. Совершенно иначе обстоит дело, когда одна из состязающихся сторон, видя, что положению ее на мировом рынке грозит опасность в связи с работоспособностью, успехами и более совершенными торговыми методами другой стороны, выступает против своего конкурента и, не умея состязаться с ним мирным путем, пускает в ход насилие, т. е. отказывается от мирных средств и прибегает к военным.
Наше международное положение еще больше затруднялось от того, что мы были вынуждены строить флот для защиты нашего благосостояния, не в малой степени базировавшегося на 19 миллиардах ежегодного германского экспорта и импорта. Предположение, будто мы строим флот для того, чтобы напасть на английские морские силы, далеко превосходившие наши, и уничтожить их, является абсурдным, ибо при фактическом соотношении сил на море мы не могли бы победить англичан. На мировом рынке мы все равно двигались вперед в соответствии с нашими планами, и в этом отношении нам не на что было жаловаться. Зачем же нам надо было ставить на карту плоды нашей мирной работы?
* * *
Во Франции в 1870–1871 гг. заботливо лелеяли идею реванша. Как в беллетристике, так и в политической и военной литературе, в офицерском корпусе, в школе, различного рода общественных организациях, в политических кругах – всюду эта идея культивировалась во всевозможных вариациях. Я могу понять это настроение. Исходя из здоровой национальной точки зрения, следует в конце концов признать, что для всякого народа гораздо почетнее желать уничтожить плоды нанесенного ему поражения, чем молча проглотить его. Но Эльзас-Лотарингия уже в течение многих столетий коренная немецкая область. Она была захвачена Францией, а мы в 1871 г. взяли ее обратно как принадлежащую нам по праву. Поэтому война с целью реванша, предпринятая для завоевания исконно немецкой области, была незаконной и аморальной. Уступка с нашей стороны в этом вопросе явилась бы пощечиной как нашему национальному чувству, так и чувству законности вообще. Ввиду того, что Германия никогда не могла согласиться на добровольное возвращение Франции Эльзас-Лотарингии, французская мечта о реванше могла быть осуществлена лишь благодаря победоносной войне, которая должна была продвинуть французские границы до левого берега Рейна. Германия же, наоборот, не имела никаких причин ставить на карту свои завоевания 1870–1871 гг.; она должна была, несомненно, стремиться сохранить мир с Францией, тем более что объединение держав, направленное против германо-австрийского двойственного согласия, выступало все более отчетливо.
