Снижение или отсутствие способности к самостоятельному, критическому мышлению
Делегировав господину право на принятие решений, раб передаёт ему и ответственность за него, и его моральное и рациональное обоснование. Позиция и мнение власти – это позиция раба. Он не может, а чаще всего не хочет критически оценивать окружающую его действительность.
В отличие от человека в толпе, у которого способность к критическому мышлению может быть снижена только в состоянии возбуждения, в виде эффекта от нахождения в толпе как едином социальном организме, у раба снижение критического мышления имеет системный характер, то есть постоянно.
Избегание свободы и саморазвития, диалектическое единство «власти-подчинения»
Во многих рабских обществах, что парадоксально, те, кто по статусу являются господами, по природе своего поведения – суть такие же рабы, как подчинённые им люди. Рабское общество таково, что в нём очень мало действительно свободных людей. Действительная свобода – это духовная свобода, это ответственность плюс творчество, плюс инициатива, плюс труд.
В рабском обществе всё не так: для раба важен статус – быть выше кого-то и ниже кого-то. В зависимости от уровня нахождения определяется поведенческая модель: подавлять и унижать нижестоящих и унижаться перед вышестоящими. Статус для раба важнее свободы.
Психологически рабская позиция описана Эрихом Фроммом51 как возможность пребывать попеременно в одном из двух состояний: ощущать себя выше и лучше других людей либо, напротив, чувствовать себя слабым и раздавленным. Основной атрибут человека с такой психологией – невозможность быть на равных с другими. Он постоянно сравнивает себя с остальными по шкале «лучше – хуже», чаще всего по внешним проявлениям, имущественному или должностному положению. Эта шкала не предполагает сопоставления умений и достижений. Именно поэтому в определенный момент такой человек ощущает себя сильным и значимым, а в другой – слабым и незащищенным.
В человеческом мире наблюдается большая разница между сосуществованием и порабощением. В рабовладельческом обществе фигуры рабов и господ взаимозависимы и взаимозаменяемы, и те, и другие считают рабство нормой жизни, но первые, в отличие от вторых, также допускают своё освобождение и порабощение господ. Другими словами, раб часто мечтает (не каждый, конечно) поменяться местами со своим господином. Это отнюдь не означает, что по своему существу он перестанет тогда быть рабом. Совсем нет. В отличие от древнего Рима такой переход сейчас постоянно у нас на виду. Дуэт «раб-господин» внешне часто превращает раба в господина, не меняя его сущности: униженный перед начальником на службе раб дома бьет свою жену, требуя у неё признания в себе господина. Чиновник общается с гражданами как «царь-бог», при этом готов заискивать перед вышестоящим, как последний раб.
Беспринципность, бесчестие
Отсутствие ответственности и уклонение от неё и выгодное для раба подчинение чужой воле всегда служили самооправданием самых бесчестных, порой ужасных и грязных поступков: издевательств, предательства, убийств и т. д. Для раба закон – ничто, есть только воля господина, от которого зависит его будущее. Собственно, сам раб никогда и не думает о будущем в глобальном смысле, для него важен только «шкурный» интерес.
Рабская психология проявляется в несоблюдении законов и тех нравственных принципах, собственных духовных ценностей, которые отличают здорового человека от нездорового. Раб верит, что все определяется господином, который может постоянно менять правила игры. Но так как господин – неоспоримый авторитет, нужно его слушаться.
Эксплуатация раба в явной или скрытой форме и встречный обман рабом господина
При рабском труде эксплуатация неизбежна. И чем безмолвнее эксплуатируемая масса, тем сильнее степень угнетения. Цель – сверхприбыли владельца капитала, то есть современного рабовладельца. Обратите внимание, в обществе таком, как наше, разными способами формируется мировоззрение, при котором это все считается нормой. Рабская психология становится способом мышления не отдельных людей, а целых народов. При этом олигархическая прослойка в любой момент готова агрессивно подавить любого, кто бросит вызов сложившемуся положению52.
С другой стороны, рабство, лишённое творчества, не способно к прорыву. Это общество будет всё равно топтаться на месте, так как рабы будут использовать каждую возможность для саботажа и безделья, обмана господина.
Раб не понимает хорошего отношения. Хорошее отношение воспринимается им как слабость, и либо он подпадает под власть другого лица, либо обманывает своего господина: ворует у него, вредит, бездействует и т. д.
Как феномен рабство можно пережить, если оно имеет временный характер: человек захвачен в плен, но, освободившись, он имеет шанс вернуться к нормальной жизни.
Более опасно рабство как социальная болезнь. Тогда оно начинает воспроизводить себя, общая масса «рабов» образует толпу, подавляющую любые свободные инициативы и ростки в обществе. Это болезненное состояние и представляет собой подлинную опасность.
Основной ужас укоренившегося рабства заключается в том, что рабское общество не может и не хочет жить иначе.
Вот как этот синдром описывает академик И.П. Павлов53: «Очевидно, что вместе с рефлексом свободы существует также прирождённый рефлекс рабской покорности. Хорошо известный факт, что щенки и маленькие собачки часто падают перед большими собаками на спину. Это есть отдача себя на волю сильнейшего, аналог человеческого бросания на колени и падения ниц – рефлекс рабства, конечно имеющий свое определённое жизненное оправдание. Нарочитая пассивная поза слабейшего, естественно, ведёт к падению агрессивной реакции сильнейшего, тогда как, хотя бы и бессильное, сопротивление слабейшего только усиливает разрушительное возбуждение сильнейшего. Как часто и многообразно рефлекс рабства проявляется на русской почве и как полезно сознавать это! Приведём один литературный пример. В маленьком рассказе Куприна “Река жизни” описывается самоубийство студента, которого заела совесть из-за предательства товарищей в охранке. Из письма самоубийцы ясно, что студент сделался жертвой рефлекса рабства, унаследованного от матери-приживалки. Понимай он это хорошо, он, во-первых, справедливее бы судил себя, а во-вторых, мог бы систематическими мерами развить в себе успешное задерживание, подавление этого рефлекса»54.
Рефлекторное рабство начинает работать на уровне подсознания, непроизвольных действий. Конечно, будет не совсем корректным сравнивать человека и собаку, как поступил И.П. Павлов. Вместе с тем полностью отбросить эту аналогию было бы несправедливо.
Человеческие массы увлекаемы и, главное, если не в текущем поколении, то в будущем устремления и доминанты поведения общества могут быть исправлены. В той же статье «Рефлекс свободы» академик И. Павлов вопрошал: «Рефлекс свободы есть общее свойство, общая реакция животных, один из важнейших прирожденных рефлексов? Не будь его, всякое малейшее препятствие, которое встречало бы животное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жизни. И мы знаем хорошо, как все животные, лишенные обычно свободы, стремятся освобождаться, особенно, конечно, дикие, впервые плененные человеком»55.
